Георгий Костылев - Крепкие орешки Страница 11

Короче, на прощание мы всыпали "чехам" по первое число. А вскоре стрельба окончательно смолкла. И наступила совершенно особенная тишина, как всегда бывает после боя: тишина, которую не сразу решишься нарушить. Ее слишком долго ждешь, и, как правило, она слишком дорого стоит.

Я стоял на бруствере и курил, когда ко мне подошел Манжуров. То ли призрачный свет звезд, то ли напряжение прошедшего боя сделали его еще более похожим на скелет, чем обычно. Впрочем, я сам наверняка выглядел так же. Васильич постоял, сунув руки в карманы и жуя спичку, а затем негромко спросил:

-- Дмитрич, выпить хочешь?

Я навострил ухо.

-- Интересное кино, господин штабс-капитан! Ты же не пьешь?

Васильич пожал плечами:

-- Я и не пью. Но как раз намедни я, что характерно, конфисковал у своих три банки водки. Ты как?

-- Было бы нелепо отказываться, -- хмыкнул я. -- Дают -- бери, а бьют -- беги! Батарея -- ОТБОЙ!

Ибо в артиллерии бой считается законченным не после команды "прекратить огонь", а именно после этой -- отбой! От боя, значит. Так-то.

И я забрал у Манжурова три банки "Асланова", и одну мы тут же скушали на пару с Мишкой Червонным, а с двумя другими я совершил грубый должностной проступок: пришел на батарею и пустил их по кругу среди бойцов. Знал: не напьются. И не потому, что водки мало -- если солдат захочет, он всегда достанет. Просто пьется водочка после боя -- как вода.

1999 г.