Ярослав Голованов - Марсианин (опыт биографии) Страница 11

Тихо Браге в четырнадцать лет был поражен той точностью, с какой наступило предсказанное звездочетами солнечное затмение. Поражен не самим явлением затмения, а именно возможностью вычислить его. Среди войн и бунтов, мелкого дорожного разбоя и крупного придворного воровства, среди коварства союзов и измен, среди всей зыбкости и непрочности жизни, оказывается, существовало нечто вечное, прочное, неподвластное даже воле монархов, что-то надежное и постоянное. Он влюбился в астрономию благодаря затмению Солнца. И мы можем сказать: Тихо Браге начал заниматься наукой в четырнадцать лет.

Переплетчик Майкл Фарадей случайно попал на лекцию знаменитого химика Дэви, и лекция эта привела его ум в смятение. Он написал Дэви письмо и попросил принять его лаборантом в Королевский институт. Дэви принял переплетчика, и мы знаем: Майкл Фарадей стал заниматься наукой в двадцать два года.

Народоволец Николай Кибальчич, уже приговоренный к смертной казни по делу об убийстве царя Александра II, за несколько дней до смерти составил проект ракетного воздухоплавательного прибора. Кибальчичу было двадцать восемь лет.

Почти всегда можно найти деталь биографии, определяющую время старта человека в науку.

Когда начал заниматься наукой Фридрих Цандер? Очень трудно на такой простой вопрос ответить. Впечатление такое, что он всегда ею занимался, с тех пор, как сознание его начало улавливать самые примитивные связи окружающего мира.

«Мальчиком я читал с особым вдохновением книги и рассказы из области астрономии и межпланетных путешествий», — писал Цандер в автобиографии. Однако ж многие мальчики увлекаются такими книжками, что-то поджигают, сплавляют, сливают, выпаривают, короче, познают мир. Но ведь немногие, согласитесь, об этом пишут! Маленький Влез Паскаль заметил, что, если постучать по фаянсовому блюду ножом, а потом приложить к нему палец, звук исчезнет. Наверняка и до Паскаля какие-нибудь ребятишки забавлялись этакой безделицей. Но Паскаль написал об этом сочинение! Ему было 12 лет. Цандер был слеплен из того же теста. Школьник Фридель заводит две тетради: «Тетрадь I. Всевозможные опыты и расчеты. Моя первая тетрадь подобного рода». «Тетрадь II. Расчеты, опыты и заметки и т. п.». Первая запись датирована 12 января 1904 года. Записи очень своеобразны. Это и не рабочая математическая тетрадь, и не дневник, и не записная книжка, это все вместе. Несколько страниц вычислений могут закончиться списком полученных на рождество подарков. Он совершенно не заботится о последовательности, нигде не разъясняет, не расшифровывает, бросает вычисления, когда уже видит ответ, вводит терминологию, лишь ему понятную. Бесспорно, что все эти записи он ведет только для себя. Если бы человек планировал показать, скажем, свои математические расчеты другим. он бы писал иначе. Цандер явно не предполагает, что эти тетради будет кто-то читать, В этом случае, из уважения к читателю, он должен был бы позаботиться о стиле, строе, логике написанного им. Конечно, все изъяны этих тетрадей очень затрудняют работу исследователей его творчества, по одновременно дают новую краску для его духовного портрета: ни в каких поощрениях этот мальчик не нуждается, никому пыль в глаза не пускает: «Вот какой я молодец!» — и даже мнением окружающих относительно хода и результатов своих изысканий тоже, очевидно, дорожит мало. Он испытывает потребность самовыразиться и удовлетворяет ее. Все. Ничем другим появление этих тетрадей объяснить нельзя.

О чем же он пишет? Обо всем.

Учитель Фридрих Федорович Вестберг, тот самый, который читал на уроке работу Циолковского, устроил в реальном училище простенький планетарий с маленьким телескопом. Уроки по космогонии были любимейшими уроками Фриделя. Он мечтает о собственном телескопе, а пока, дождавшись, когда весь дом утихомирится и уснет, долгими часами разглядывает небо. Запись в тетради: «Сегодня за пять минут до полуночи я увидел, как пролетел красный метеор вблизи созвездия Андромеды и Пегаса».

Самая первая запись — результат наблюдений «над преломлением света в водяном цилиндре». Выводит формулы и находит нужные ему параметры. Ставит опыты с линзами, вывинчивает объектив из фотоаппарата и конструирует прибор для измерения высоты облаков. Понимает, что все сам сделать не сможет, записывает: «Сегодня я купил себе вольтметр… который измеряет напряжение от 0 до 3 вольт, с делениями на десятые вольта. Его сопротивление равняется 20 омам. Сейчас я высчитаю, как меняется напряжение и сила тока в различных участках цепи при включении вольтметра». Все это нужно ему для расчета системы электрической сигнализации в отцовском доме.

Есть люди, склонные к самому процессу вычислений. Им нравится считать, как другим нравится кататься на коньках. Потребность считать, как потребность петь. Но Цандер совсем не такой счетчик. Математика — лишь аппарат, удовлетворяющий его любознательность. Математика — не цель, а средство достижения цели. Все время работает мысль. Знакомство с электротехникой при совершенствовании домашней сигнализации тут же рождает целый рой вопросов, связанных с электрическими и магнитными явлениями, не решив которые успокоиться он не сможет. «Нельзя ли фотопластинки проявлять с помощью электричества?» «Нельзя ли намагнитить железный шар, чтобы один полюс его находился в центре шара?» «Нельзя ли сближением электромагнита и маятника добиться смены полюсов магнита?» «Нельзя ли электрический ток пропустить через струны, чтобы они звучали?» «Нельзя ли с помощью беспроволочного телеграфа передавать также слова?» Интересно, вспомнил ли он об этой последней записи, когда видел, как поднимается на Шаболовке Шуховская башня, когда слушал первые передачи Московского радио?..

Нет, не считать он любил, а узнавать!

Запись от 12 августа 1904 года: «В последние две с половиной — две недели отец перенес прием больных сюда. Я получил массу бутылей. Отец дал мне денег, чтобы я купил химикаты. Я получил также специальный химический стол и шкаф для хранения химикатов. Теперь можно заниматься химией».

«Отец дал мне денег». Через несколько дней новая запись: «Вчера к моему рождению мой дорогой отец подарил мне три рубля, и я купил химикаты». Отец поощрял занятия сына, но не баловал его. Деньги для опытов — это событие, потому и пишет об этом Фридель в своих тетрадях. Перейдя в дополнительный класс, он получает формальное право стать репетитором и тут же этим правом пользуется. Заработанные деньги отдает семье, оставляя себе с разрешения отца некоторую сумму для покупки материалов, химикатов, инструментов и приборов.

Радость переполняет его, он должен с кем-то поделиться и пишет в письме сестре Елене в Германию: «Знаешь ли ты, что у нас теперь происходит дома? Мы спим в прежней комнате отца, там у меня химический стол и химический шкаф, так что могу делать опыты сколько мне угодно». Это не для ума, это для души.