Олег Гордиевский - Следующая остановка - расстрел Страница 116

И когда я сел в самолет, уносящий меня в Москву, мне страстно хотелось, чтобы все так и было.

Глава 14. Смертный приговор

Пролетая над Балтикой, я невольно залюбовался обласканной солнцем Данией, нежащейся в объятиях синего-пресинего моря, и не заметил, как внезапно оказался в Москве. То, что оставил я позади, и то, что видел сейчас, отличалось одно от другого как день от ночи. Все вокруг выглядело серым, унылым. Повсюду — люди в униформе, длиннющие очереди к стойкам паспортного контроля. Оглядевшись, я обнаружил, что затесался среди иностранцев. Когда я подошел к барьеру, за мной оставалось еще несколько человек, но, невзирая на это, офицер, осуществлявший паспортный контроль, возился со мной целую вечность, и, когда меня, наконец, отпустил, к нему уже выстроилась снова огромная очередь из пассажиров, прибывших очередным рейсом.

Поскольку я был советским гражданином, меня могли бы тут же пропустить вперед, как только я предъявил свой паспорт. Но офицер-пограничник, простоватый на вид парень, долго изучал мой паспорт, потом сверял мои паспортные данные с листком, лежавшим у него перед глазами. И наконец, позвонил по телефону. Наблюдая за ним через стекло, я почти физически ощущал работу, совершавшуюся в его мозгу. Со стороны могло показаться, что с паспортом не все в порядке.

Лишь значительно позже мне стало известно, что офицерам, осуществлявшим паспортный контроль, было приказано оповестить КГБ о моем прибытии тотчас же, как только я ступлю на советскую землю. В зале для прибывающих пассажиров я находился на нейтральной, международной территории, но стоило мне только пересечь у контрольно-пропускного пункта границу, как я сразу же оказался в Советском Союзе. Как я понимаю, в тот самый момент в лондонскую резидентуру немедленно была отправлена сверхсрочная телеграмма. Правда, о чем говорилось в ней, я не знаю, хотя уверен, что там не содержалось ни единого слова о разработанном заранее плане моего ареста по прибытии в Москву.

Оставив позади контрольно-пропускной пункт, я без труда прошел таможенный контроль, но затем случилось нечто непредвиденное. Мне было сказано, что в аэропорту меня встретит Игорь Титов, начальник английского сектора, но, сколько я ни смотрел, нигде его не было. И опять мне подумалось, что тут что-то не так. На стоянке такси перед зданием аэровокзала было так мало машин и так много желающих воспользоваться ими, что мне явно пришлось бы ждать неведомо сколько времени. Но тут водитель одного из такси, в котором уже сидели два человека, предложил мне занять свободное место рядом с ним, и я согласился. Уже сидя в машине, я спросил, куда он направляется, и услышал в ответ:

— В посольство ФРГ.

Еще одно непредвиденное обстоятельство: согласно существующим правилам, я не должен был общаться в Москве с иностранцами. Но, сказав про себя: «Будь что будет!» — я решил пренебречь этим правилом. Не исключая возможности того, что группа, осуществляющая внешнее наблюдение за этим посольством, засечет меня, я готов был все же рискнуть: ведь надо же мне как-то добраться до дома.

Когда мы проехали уже довольно приличное расстояние, я обернулся назад и сказал сидящей у меня за спиной паре что-то по-немецки. Хотя оба они были не дипломатами, а всего лишь из числа обслуживающего персонала, тем не менее, пришли в неописуемый ужас. И было отчего. Уж явно неспроста какой-то иностранец заговаривает с ними на немецком чуть ли не в самом центре Москвы; не иначе как они угодили в сети КГБ, не успев ступить на московскую землю. Видимо, охваченные мрачными предчувствиями, бедняги замерли на месте, не смея шевельнуться. Я между тем думал о превратностях судьбы. Обычно именно так ведут себя «хомо советикус» в подобной ситуации, на сей же раз все вышло наоборот.

Когда я добрался, наконец, до своей квартиры, меня ожидал еще один сюрприз, куда более неприятный, чем в аэропорту. Отперев, как обычно, два замка, я толкнул дверь, но она не поддалась: третий замок, от которого я давно уже потерял ключ, оказался запертым. Я похолодел. Ни один грабитель не озаботился бы необходимостью запереть перед уходом дверь на все замки. Это мог сделать только тот, у кого имелся соответствующий набор отмычек. В общем, все говорило о том, что здесь поорудовал КГБ.

Полный дурных предчувствий, я спустился к консьержу и позвонил от него Грибину, с которым, как предполагалось, я должен был связаться по приезде в Москву. Во время двух моих последних визитов в Москву он был исключительно мил со мной, но сейчас голос его звучал сухо, без обычных теплых, радушных интонаций.

— Как дела? — отделался он дежурной фразой. Я начал изливать ему свои жалобы и обиды.

— Во-первых, — сказал я, — Игорь почему-то не встретил меня.

— Правда? — удивился Грибин. — Это странно. Мы полагали, что он встретит вас.

— Во-вторых, я не могу попасть в квартиру… — Поскольку я был потрясен случившимся, я запнулся, пытаясь собраться с мыслями, и невольная пауза вызвала у Грибина раздражение, тем более что, скорее всего, он сразу же понял: те, кто проводил тайный обыск, совершили грубейшую ошибку. Судя по его реакции и на эти, и на последующие мои слова, он испытывал глубокое отвращение буквально ко всему: и ко мне, и к моей квартире, и к замкам, и к людям, допустившим грубый промах, и, наконец, к тем непростым, изматывающим душу проблемам, которые я — лицо, подозреваемое в государственной измене, — создавал ему последние несколько месяцев.

Повесив трубку, я обратился за помощью к соседям, проживавшим несколькими этажами выше: к молодому человеку, которому я помог в свое время устроиться в КГБ, и к его тестю — пенсионеру, работавшему некогда в службе наблюдения и все еще сохранявшему завидную бодрость и энергию. Не желая сидеть без дела, он подрабатывал ремонтом сантехники и электробытовых приборов. Бывший чекист, тут же откликнувшись на мою мольбу, вооружился инструментами и поспешил мне на помощь, но обнаружил, что третьего замка, как ни странно, ему не открыть.

— Придется ломать дверь, — вынес он свой вердикт. — Потом починю ее как смогу.

За то короткое время, которое прошло с момента приземления самолета, я превратился в шизофреника. Одна часть моего «я», желая успокоить меня, говорила: «У тебя — паранойя. Возьми себя в руки, не терзай зря себе душу. Не может же быть все так плохо». Зато другая его часть внушала мне обратное, воскрешая в памяти и затянувшуюся проверку паспорта, и отсутствие в аэропорту Игоря Титова, и холодность Грибина, и злосчастный третий замок…

Прислушавшись к внутреннему голосу, побуждавшему меня осмотреть получше квартиру, я первым делом направился в спальню и заглянул под кровать, куда я задвинул два ящика с книгами, купленными мною в Дании. Если бы эти книги — и по политике, и по искусству — попали на глаза сотрудникам КГБ, то те наверняка, отнеся их к категории запрещенной литературы, тотчас же реквизировали бы содержимое обоих ящиков. Во всяком случае, я рассуждал именно так. Однако, как оказалось, ничто не пропало. И тут я сам себя упрекнул за проявленную мною глупость. Поскольку мою квартиру обыскивали тайно, естественно, все должно было оставаться на своих местах. И к тому же искали здесь не что иное, как свидетельства моего сотрудничества с англичанами.