Ольга Эдельман - Сталин, Коба и Сосо. Молодой Сталин в исторических источниках Страница 12

Материалы о Сталине отыскиваются также в некоторых других фондах ГА РФ, РГАСПИ и других архивных учреждений: архивах прокурорских и судебных инстанций дореволюционной России, личных архивных фондах большевиков – соратников Сталина, фондах историко-партийных комиссий. В целом их удельный вес невелик, а отдельные документы иногда обнаруживаются в неожиданных местах. Архивы Департамента полиции находят продолжение в региональных архивах губернских жандармских управлений. В части, касающейся материалов о Сталине, равно как и о Ленине и других крупнейших советских деятелях той же генерации, эти фонды находятся в сложном соотношении с фондами РГАСПИ, которые отчасти их дублируют.

Жандармские архивы

Как ни странно, самым взвешенным и если не объективным, то хотя бы свободным от явного идеологического противостояния и политической подтасовки из существующих источников оказывается документация Департамента полиции. Исследователь, обращающийся к ней после листовок, статей и воспоминаний большевиков и меньшевиков, не сможет не заметить разницы языка и стилистики. В отличие от сподвижников и противников Сталина из революционного лагеря чины полиции не имели никакой надобности в ведении политизированной идейной полемики. Демагогической риторике революционеров противостоял не безликий суконный канцелярит, как можно было бы ожидать, но вполне живой и, как правило, грамотный язык жандармских офицеров. Они не прибегали вовсе ни к какой риторике, излагали суть происходящего внятно, по существу, иногда даже с некоторым сочувствием к простым участникам событий. Впрочем, считать их беспристрастными и точными свидетелями мы, разумеется, также не можем. Жандармские офицеры имели перед собой прагматичную задачу борьбы с революционными организациями и изучали противника.

Архивы Департамента полиции содержат материалы о борьбе с революционным движением (докладные записки, донесения местных жандармских управлений и охранных отделений, сведения, полученные ими от агентуры, копии листовок, перлюстрированные письма, дела полицейского дознания и т. п.) и являются основным собранием материалов официального происхождения.

Документы Департамента полиции создавались по правилам, определенным как законодательством Российской империи, так и принятым в ведомстве порядком делопроизводства. Во второй половине XIX века не только в России, но и в Европе бурно развивалась теория делопроизводства, понятие о правильном движении документов, о видах и разновидностях служебных бумаг, изобретались картотеки, карточные указатели, системы сопряженных друг с другом классификации, учета, нумерации. В ту эпоху делопроизводство Департамента полиции считалось образцовым, но именно благодаря этому обстоятельству сейчас исследователю непросто бывает вникнуть в разнообразие форм документов, обозначавшихся литерными кодами и подчинявшихся довольно сложной системе делопроизводства. В настоящее время дела и описи фонда сохраняются в том виде, в каком были сформированы в самом Департаменте. Более того, дошла до наших дней общая справочная картотека, которую вели сотрудники Департамента, она даже помещается в тех же самых каталожных шкафах. В ней в алфавитном порядке хранятся именные карточки на всех лиц, упомянутых в делах, со ссылками на номера дел. Даже если само дело утрачено, карточка сообщает о том, что ранее оно существовало.

Архив Департамента полиции частично пострадал от пожара во время Февральской революции 1917 года, но это не должно было серьезно сказаться на документах о борьбе с социал-демократическим движением. Сохранность архивов местных учреждений также не полная, для сталинской темы это важнее, так как утрачены местные жандармские архивы в Закавказье[65].

Сами по себе имеющие отношение к нашей теме архивные фонды и прежде всего фонд 102 ГА РФ (Департамента полиции) не несут явных следов чисток, мы не видим множественных или крупных лакун, образовавшихся в результате изъятий. Есть очевидные изъятия, но они были сделаны при передаче относящихся к Сталину документов в специально организованный его фонд в Центральном партийном архиве (РГАСПИ, ф. 558), и сейчас эти документы обнаруживаются там. Так обращались не только с материалами о Сталине.

Ленинские материалы, документы других видных большевиков также могли быть переданы из фонда 102 в их личные (точнее, именные) фонды. Более того, такая практика касалась не одних высоких партийных руководителей, в советское время создавались специализированные фонды, куда собирали из других архивов материалы наиболее важных писателей, входивших в признанный пантеон русской словесности. Так поступили, например, с находившимися среди жандармских архивов рукописями известного русского публициста Н.Г. Чернышевского, которые были переданы в фонд Чернышевского в Центральный государственный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ, ныне РГАЛИ). По принятым в советском архивоведении правилам только одно учреждение – Институт русской литературы в Ленинграде (известный как Пушкинский дом) имел право хранить подлинные рукописи А.С. Пушкина, переданные туда из всех прочих архивов. Аналогичным образом обстоит дело с рукописями Л.Н. Толстого, также сосредоточенными в одном месте. Таким образом, ничего экстраординарного в передаче части сталинских материалов из фонда 102 в ЦП А ИМЛ не было.

Обсуждая бытовавшие в эмигрантской литературе слухи о чистках архивов по приказу Сталина и изъятии компрометирующих документов о его прошлом, важно еще отметить редко попадающее в научные тексты свидетельство самих архивистов. В российских архивах сотрудники работают подолгу, зачастую приходят со свежим институтским дипломом, проводят в архиве десятилетия и даже в преклонных годах не торопятся выходить на пенсию, эти люди очень преданы своей профессии. Как следствие, существует преемственность «устного предания» о том, что происходило в учреждении более полувека назад: об этом просто нужно спросить заслуженных сотрудников, если не они сами были свидетелями тех или иных событий, то слышали от них в свою очередь от старших коллег. Ни о каких чистках фондов дореволюционной политической полиции «архивное предание» не рассказывает. Сошлюсь еще раз на аналогичное свидетельство З.И. Перегудовой – одной из упомянутых выше моих старших коллег[66].

По правде говоря, мне сложно себе представить советского диктатора в апогее власти, поручающего кому бы то ни было найти и изъять документы о своем сотрудничестве с охранкой: кому он мог дать такое деликатное задание и кому из подчиненных мнительный, хитрый Сталин дал бы такой компрометирующий материал на самого себя? Неужто умному и коварному Лаврентию Берии, которому поручил архивные изыскания по истории партийных организаций Закавказья? (Кстати, одно это должно бы доказывать, что Сталин не чувствовал за собой лично никакого темного прошлого, которое нужно надежно прятать.) Более того, продолжая развивать эту фантастическую картину, мы поймем, что Берия не сам бы отправился в архивы и, конечно же, не мог самостоятельно обнаружить нужные документы среди тысяч единиц хранения. В поиске компрометирующих Сталина документов должна была бы участвовать целая команда проверенных работников органов госбезопасности, а заодно помогающих им архивариусов. Разве осторожный, подозрительный диктатор мог бы устроить такое собственными руками? Даже если бы он предполагал, что в недрах архивных папок может найтись нечто бросающее на него тень, любой сколько-нибудь расчетливый правитель (а Сталин, несомненно, таким был) предпочел бы просто максимально ограничить доступ любопытствующих к этим папкам и стеллажам и не стал бы делать их содержимое достоянием всей иерархии НКВД.