Sex Pistols. Гнев – это энергия: моя жизнь без купюр - Джон Лайдон Страница 125

орлиным взглядом, чтобы местные вышибалы ни были слишком грубы с толпой. Он находился там, чтобы предотвратить неприятности, прежде чем они начнутся. Как я уже отмечал, есть много людей, которые хотят причинить мне вред. На меня множество раз нападали на сцене, так что я не хотел рисковать – мы знали, что найдутся засранцы, готовые создать проблемы. Рэмбо следил за тем, чтобы «бегуны» не залезали на сцену и не нарушали порядок проведения концерта: не выключали мониторы, не сбивали микрофонные стойки и тому подобное, и просто обеспечивал группе возможность нормально работать. Со временем его обязанности расширились – так, ему приходилось проверять, чтобы мониторы не были низкими и нам не приходилось прерывать концерт, чтобы передвинуть монитор. Я, знаете ли, люблю себя слышать! Он также следил за временем, песня за песней, чтобы мы не вышли за установленные пределы и нам не отключили аппаратуру. Кроме того, Рэмбо убрал со сцены ненужных членов команды; он любит содержать ее в чистоте. Все сразу стало ощущаться совсем по-другому, и это было прекрасно.

У меня создалось впечатление, будто многие решили, что мы сыграли только в Финсбери-парке, и на этом все, однако мы отработали что-то около шестидесяти или семидесяти концертов в Великобритании, Европе, Северной Америке, Австралии, Японии и Южной Америке. Огромная ответственность. Мы назвали тур «Грязная прибыль», поскольку именно в этом нас обвинили газеты после того, как нам заплатили, чтобы мы покинули EMI и A&M в 1977 г. Мой приятель, Дэйв Джексон, который занимался оформлением сцены в PiL, придумал, чтобы все эти сенсационные ненавистные заголовки напечатали на огромном листе бумаги, закрепленном поперек сцены, и мы должны были через него прорываться. Это стоило огромных денег, но вот они мы, рвем в клочья заголовки – что из этого вы еще не догнали? Эти заголовки – ложь. А мы – нет. И в конечном счете, даже если вы не понимаете, какой вклад внесли Sex Pistols в современную культуру, пожалуйста, по крайней мере, поймите, что мы прорвались через поток дерьма. Мы пережили Максвелла и Мердока!

После всей этой циничной кампании в СМИ реальная реакция публики на первые европейские концерты оказалась просто невероятной. Наконец-то мы заслужили уважение. Это было ошеломляюще и очень эмоционально. Охватывающий тебя трепет, публика, которая целиком и полностью с тобой с самого начала, означают, что тебе не приходится становиться пародией на самого себя. Ты в игре, так же как и зрители. Они дают мне столько же, сколько я даю им.

Третье шоу стало для меня по-настоящему грандиозным – концерт шел на открытом воздухе в Финсбери-парке, фактически в самом парке – перед почти 30 000 человек. Это был очень трудный концерт, потому что там присутствовала вся моя семья, близкие друзья, соседи, и все они жаждали внимания. За кулисами сновало множество поп-звезд и футболистов, и они тоже хотели поговорить.

Концерт, однако, получился фантастическим, один из самых лучших в моей жизни. Это было как раз в середине футбольного турнира Евро-96, который проходил в Великобритании, и пара игроков сборной Англии, Стюарт Пирс и Гарет Саутгейт, посетили концерт. Менеджер сборной Англии Терри Венейблс специально предупредил их, чтобы они не ходили, но они все равно пришли, поэтому я, конечно, оказал им полную поддержку и попросил их объявить наше выступление, что они и сделали. Некоторые зрители были от этого не в особом восторге, они просто не могли понять, какая между нами связь. «Эй, придурки, вот вам настоящая Англия!»

Все предшествовавшие шоу волнения истощили мою энергию. К тому времени, как я вышел на сцену, я был совершенно измотан и не совсем готов. Но мы хорошо поработали. Моя реплика «Я толстый, сорокалетний, и я вернулся», похоже, отлично вписалась в общий контекст – мой кивок в сторону этой милой старой песенки с пластинки Тамлы «Молодые, одаренные и черные»[385], попытка привнести немного юмора. «Привет, я не притворяюсь, что мне семнадцать. Поймите меня правильно! Но это то, что я делаю, это то, что я сделал и горжусь этим, и никто другой не имеет права пытаться занять те позиции, которых мы добились». Вся эта чушь с «Надувательством» Малкольма – не просто попытка подставить публике кого-то мне на замену, но и желание украсть мое положение, украсть мою собственную работу – всегда являлась для меня определенной проблемой. Я знал, что обязательно вернусь, и отомщу за такую деятельность, и правильно сделаю. Я есть я, и тебя настигнет моя злоба, если я увижу, как ты крадешь мои прически, мой образ жизни, мою одежду, мои тексты, мою музыку. Не хочу тратить на тебя много времени, я все сказал. А в остальном со мной довольно легко ладить.

Было так здорово снова выступать на сцене, петь эти песни. Исполняя «EMI», после того как лейбл совсем недавно остановил прогресс PiL, я реально, реально громил их в пух и прах. Пленных я не беру. Я не мог дождаться, когда доберусь до этой части концерта – то есть «Ух-хо-хо-хо-хо-хо!». Я сдержался во время пения некоторых из наиболее громких кричалок и приберег весь свой запал для этого. Я исполнил «EMI» суперзлобно и атакующее. Именно так я ее и написал.

До сих пор не понимаю, как я смог сделать вокальную партию этих песен всего за один раз. Всегда очень трудно писать вокал «вживую», и чем дольше я этим занимаюсь, тем больше удивляюсь, что мне это вообще удалось.

Примерно через пару недель после Финсбери-парка мы отыграли небольшой концерт в помещении «Шепердс Буш Эмпайр», что побудило Алана Макги, тогдашнего босса Creation Records, заплатить за полностраничное объявление на обороте «Нью Мьюзикал Экспресс», восхваляющее нас до небес. Это все его рук дело; он был чертовски зол на то, что люди поносят нас или пытаются унизить, игнорируя нашу историю. Очень мило и здорово с его стороны, подумал я. И вообще ни слова о рабочих отношениях – это никогда с ним не обсуждалось, хотя он и был нашим большим поклонником.

Какая ирония, но, с другой стороны, как это восхитительно, что, черт возьми, у нас столько врагов – и, если можно так выразиться, вполне заслуженных. Но ведь это только делает нас лучше, каждого из нас. Что в нас, или во мне в частности, кажется таким раздражающим? Ведь я всего лишь говорю все как есть. Если уж на то пошло, вот оно, мое преступление. Я рассказываю все как есть.

Как только мы пообвыклись в туре, начались ожесточенные споры. Я певец и не езжу в гастрольном