Рустам Мамин - Память сердца Страница 15

– Иди, иди сюда! – приказывает лейтенант. – Что ты здесь выискиваешь?

– Я к братьям приехал.

Женщина, что с ним стоит, тут же вмешивается с ехидцей:

– А как фамилии?..

– Мамины… Костя и Миша.

– Е-есть такие, – согласно кивает головой, запихивая край платка за ухо. – А тебя как зовут?

– Володя.

– А-а. Да. А Зину Звягину ты знаешь?

– Вон, в третьем бараке живет с сестрой Полиной… Узнали, стало быть, меня, а я вас знаю! Вы кассирша из клуба…

Поверила вроде, а может, и видела меня, как мы с этой самой Зиной или сестрой Полиной иногда вечерами любезничали. Только ясно: никакой фронт здесь мне уже не светит! «Приехал к братьям» – надо идти к их дому…

Тетки моей дома не было, Костя с Мишей хозяйничали сами. Дали мне картошки, из чугунка вытащили свеклу вареную…

Наконец-то у меня во рту оказалось что-то съестное! Было так вкусно, что и жевать-то некогда. Проглотил все в одно мгновение… И, уже чуть насытившись, не торопясь, с наслаждением заел еще теплой сладкой свеклой.

Вошла суровая их мать. Она никогда не стеснялась своего недовольства, раздражения и неприветливости к приезжим, даже в мирное время. Глянув на меня, она таким «рублем одарила», что я… перестал не только жевать, но и дышать и наскоро простился с братьями.

Подходя к станции вижу: паровоз пыхтит, поезд пассажирский – на Москву нацелился. Подбежал, – дверь в вагон закрыта. Второй вагон… тоже закрыт! Думаю, обежать паровоз, чтобы попробовать сесть с другой стороны, не успею… Жалко, ведь в Москву едет-то!.. Заглянул под вагон: «Успею или нет? Паровоз не гудел. Без гудка не тронется…» Только перешагнул первую рельсу, – гудок! Нырнул через вторую рельсу, вагоны загремели… Тронулись колеса…

Наверняка в этот момент мама с Богом разговаривала обо мне: успел запрыгнуть в вагон! Доехал до Москвы. Вернее – прямо до двора своего дома.

Коля Мухин. Метро

У Коли Мухина, которому я рассказал про эту муку, глаза распахнулись от удивления. Мы стояли у нас во дворе. Выли сирены, стреляли зенитки – тревога!.. А Колька словно застыл, вцепившись в мою руку:

– Ты хоть набрал себе муки-то?

– Не-а… Я даже с родственниками не зашел проститься. Почему-то мне показалось обидно за муку. Нас мама всегда учила: крошку нельзя на пол ронять! А тут – топтать ногами!..

– Я тоже не взял бы!.. Пошли в метро! Ты в тревогу ни разу не спускался?.. Пойдем, посмотришь. У меня и постель там. Чтоб не таскать каждый раз…

Длинной цепью люди спешат в метро. Спускаются – пешком, конечно. Метро не работает; ступени эскалаторов заделаны досками. Там, внизу, по обе стороны зала, на путях настелены дощатые нары, протяженностью по всей длине платформы. И все покрыто постелями. Лежат одеяла, матрацы, подушки, узлы разные.

Народ идет тихо, организованно – с авоськами, сумками, чемоданами. Несут с собой запас продуктов, чайники.

Спустившись, каждый идет на свое место. Здороваются уже как знакомые или друзья.

Оглядываюсь вокруг: все как-то необычно. Гнетуще, тревожно. Полутьма. Горят только какие-то дежурные лампы. И все-таки все интересно! Интересно общностью, единением – вместе все! Вижу: мужик успокаивает чужого ребенка, протягивает конфетку, девушка делится со старушкой принесенным кипятком – люди живут в метро обычной жизнью.

Недалеко от входа или, вернее, от лестниц я обратил внимание на стенгазету:

– Коль, я пойду, посмотрю!

– У другого входа несколько газет! Там настоящие художники делали. И рисунки Кукрыниксов! Карикатуры на фашистов – интересные, смешные, американцы пузатые, со смеху умрешь! Всё нам что-то продолжают обещать…

Ко второму входу я не пошел, а ближайшую газету рассмотрел с интересом, ведь сам любил рисовать стенгазеты.

В метро мне было душно. Ни сирен, ни выстрелов не слышно, но ночевать, несмотря на все уговоры друга, я не остался. Когда объявили отбой, преодолев огромное количество ступенек, вылез на вольный воздух. На улице вернулась легкость, ощущение особого покоя. Я пошел домой…

Проходя мимо вокзала, услышал гудок паровоза. Он напомнил мне гудок из детства – расторгуевский. Когда был у родных в Расторгуеве, почему же я не зашел к Косте Тыртову?..

Тыртов. Вафли

Костя, Костя! Еще один друг детства и, пожалуй, самый близкий по духу – по творческим пристрастиям, по мироощущению. Он стал артистом, я – режиссером.

Мы с Костей знакомы с далекого 30-го года, с того времени, когда Тыртовы занимались изготовлением мороженого и торговали им на полустанке Расторгуево.

Размышляя об этом эпизоде, я никак не мог вспомнить имя одного из братьев Тыртовых. Первого звали «дядь Саша», с ним дружил мой старший брат Хасан. Имя второго мороженщика – ну никак не мог вспомнить. И вот как-то по телевизору услышал слово «мороженое», – и меня осенило: «Егор! Мороженщик Егор!» Конечно, второго брата звали Егор. Вот так иногда память взбрыкивает. Отец Кости Тыртова – Егор. Кажется…

Мой брат мне все время говорил: «Иди к Косте». Ему хотелось, чтобы мы дружили. Костя старше меня на два года, когда произошло то, о чем я хочу рассказать, мне было около четырех, Косте – шесть. Итак…

Как-то Хасан повел меня к Тыртовым смотреть, как делают мороженое. Помню деревянную кадку; в нее поставили блестящий алюминиевый бидон с крышкой и ручкой, обложили бидон колотым льдом и, взявшись за ручку крышки, крутили направо-налево, направо-налево… – И так несколько минут. Потом открыли: там мороженое – нежное, светло-кремового цвета! Оно обдало всех таким ароматом, что и сейчас помню! А тогда – упасть можно было!.. Крышку закрыли и крутили так еще – до тех пор, пока мороженое не застынет.

Это мои первые ассоциации, связанные с фамилией Тыртов. Вкусные, ароматные и очень-очень приятные. Мороженое…

Как-то мы с Костей играли, бегали по лужайке. Тогда в Расторгуеве шаг от рельсов – и ты в цветущем поле, полном яркого разнотравья и бабочек. Ни одного строения! Играй, бегай, – не хочу!..

И вот дядя Егор подзывает нас с Костей и просит побыть у будки, посторожить: кончилось мороженое и надо за ним сходить домой. Мы остались. Будка была заперта. Мы потоптались, разгоряченные игрой. Делать нечего. Скучно…

А за стеклом окошек лежат пачки вафель! Тогда мороженое продавали не так, как сейчас. На специальный стаканчик клали маленький тоненький кружочек вафли, на него мороженое, сверху вторую вафлю, щелк, – и все готово! Двенадцать копеек! Побольше порция – восемнадцать копеек. А без вафли мороженое не сделаешь, не продашь.

Итак, лежат пачки ароматных хрустящих вафель. Аж через стекло так вкусно пахнут, будто зовут!.. Повторяю, будка была заперта. Как мы оказались внутри – не помню. Но вафель откушали вдоволь!..