Микаэл Налбандян - Карен Арамович Симонян Страница 16

назад Степанос Назарян, увидев, что армяне, живущие в России, не желают слышать и не хотят понять необходимости упорядочения ашхарабара, дабы сделать его общественным языком, подал добрый совет взять пример с Европы. Этим он восстал против энергичных усилий некоторых сторонников грабара, утверждающих, что если ашхарабар получит свои правила, очистится и утвердится, то грабару от этого будет большой вред». «Арарат», 1851, № 18

Кстати, именно в газете «Арарат» были опубликованы первые стихи Микаэла, которые он подписал так: «Микаэл Налбандянц, ученик св. отца Габриэла Патканяна, Нахичеван-на-Дону». Он продолжал, хоть и на расстоянии, обсуждать со своим бывшим учителем почти все свои дела, заботы и тревоги.

Еженедельник Габриэла Патканяна имел очень короткую жизнь, однако он привлек внимание русской интеллигенции. Вот что написал о нем впоследствии «Современник»:

«В 1845 году российские армяне стали выпускать свою первую газету «Кавказ», которая говорила на грабаре, не для всех армян понятном, поэтому она не смогла найти прочной опоры и вскоре прекратила свое существование. В 1851 году стала издаваться вторая газета российских армян — «Арарат», и уже на ашхарабаре. Это обстоятельство, кажется, являлось залогом устойчивости газеты, однако в виду непредусмотренного отъезда редактора печатание ее. прекратилось».

Отъезд из Тифлиса явился для Габриэла Патканяна полнейшей неожиданностью. Тем более что он получил разрешение выехать в… Нахичеван-на-Дону. Конечно, он знал о развернутой Микаэлом бурной деятельности, однако и представить себе не мог, что тот сможет одержать такую победу. Да, Габриэл Патканян был глубоко убежден, что это являлось настоящей победой.

Однако, как уже говорилось, в Нахичеване-на-Дону действительно началась яростная борьба, и право на возвращение Патканяна в Нахичеван явилось в этой борьбе всего лишь эпизодом.

Дело в том, что вскоре после поступления на работу секретарем Микаэл попытался обратить внимание Маттеоса Веапетяна на церковные средства, в свое время переданные Нерсесом Аштаракеци на попечение Арутюна Халибяна.

Это был действенный тактический прием, перенятый Микаэлом у своего учителя. Чтобы ослабить городскую денежную знать, Габриэл Патканян уже несколько раз поднимал вопрос отчетности по церковным средствам. И Микаэл решил последовать его примеру. Кстати, и впоследствии он в случае необходимости прибегал к этому испытанному приему, хотя и прекрасно знал, что вопрос об отчетности и тем более употреблении этих средств на действительно нужные цели никогда не будет разрешен.

Шум, поднятый вокруг церковных средств, являлся для Налбандяна средством добиться успеха в очень важной для него сфере. Перед ним стояла лишь одна задача — вызволить из ссылки своего учителя.

Случилось так, что дело об общественных суммах, опять как косвенное средство борьбы, заинтересовало тац-же и Маттеоса Веапетяна, отношения которого с Нерсесом Аштаракеци были натянутыми. Следовательно, потребовать отчета у протеже католикоса означало в какой-то степени ослабить противника.

Отношения Нерсеса Аштаракеци и Маттеоса Веапетяна разладились относительно недавно. Причиной этого явилась история с богачами Лазарянами, прочно утвердившимися в столицах и близкими к правительственным кругам.

У Хачатура Лазаряна не было наследника мужского пола. Поэтому двух своих дочерей он решил выдать замуж за своих племянников — Симона Абамеликяна и Ованеса Деланяна. Этот последний впоследствии стал графом Иваном Делеановым и министром просвещения. «Нерсес, который в то время был епархиальным начальником, — пишет Очевидец, — обратился к Хачатуру Лазаряну с большим назидательным письмом, дабы тот отказался от этого своего намерения. Во-первых, по той причине, что в смысле близости по крови женитьба на двоюродных братьях противоречила канонам армянской церкви, а еще потому, что подобное исключение могло породить нежелательный соблазн и послужить нехорошим примером». Но Хачатур Лазарян не видел иного выхода для спасения родовых богатств, поэтому обратился с этой же просьбой к Маттеосу Веапетяну, который не отказал ему и выдал разрешение на такой брак.

И все это вопреки воле Нерсеса, уже католикоса всех армян.

Об этих разногласиях знали все, поэтому среди тех, кому покровительствовал или с кем близок был Нерсес Аштаракеци, Маттеос Веапетян имел множество врагов.

И именно для того, чтобы причинить им очередное небольшое «утеснение», Маттеос Веапетян, не обращая внимания на отговоры, потребовал у Арутюна Халибяна подробного отчета.

И Арутюн Халибян встал на дыбы точно так же, как несколько лет назад Мкыр-ага Попов. Сославшись на полученное от католикоса право, он категорически отказался представить какой бы то ни было отчет.

Маттеос Веапетян также не намерен был уступать. И обратился за помощью к правительству.

Халибян почувствовал, что положение его становится угрожающим. Опасался он не Веапетяна, который по натуре был человеком мягким и добросердечным. И не секретаря Налбандяна, который стал доверенным советником архиепископа и, как подозревали, толкал епархиального начальника на решительные действия. Халибян был достаточно опытен и понимал, что они могут Причинить ему лишь небольшие «утеснения». А страшила его та вполне реальная гроза, которая некогда разразилась над головой Мкыр-аги Попова. Арутюн Халибян не забыл, конечно, что в прежней стычке по поводу церковных денег выиграл вовсе не бедняга Габриэл Патканян, а он сам — могучий Халибян. Переломив хребет Мкыр-аге Попову, он фактически за бесценок приобрел его поместья… Опасения Халибяна были довольно обоснованны, ибо в городе выросло уже новое поколение молодых купцов, которые отнюдь не прочь были прибрать к рукам не только богатства Халибяна и его сторонников, но и власть в Армянском округе.

Вскоре выяснилось, что к Налбандяну действительно присоединилась группа богатых купцов, которые, верно угадав момент, рвались в бой. Командиром они выбрали себе двадцатичетырехлетнего купца Карапета Айрапетяна, а идейным вождем — двадцатилетнего Микаэла Налбандяна.

Карапет Айрапетян был наиболее умным, авторитетным и сильным представителем нового поколения нахичеванских купцов.

Очевидец пишет: «Они ездили в Сибирь за маслом, которого было там много, отборного качества и дешевого. Закупленным маслом они заполняли огромное количество бочек и бросали их в быструю реку Каму. Вода несла с собой эти бочки до самой Волги. Потом товар плыл по Волге до самого Царицына. Здесь бочки вылавливали из воды, сушей переправляли до Калача и здесь вновь сплавляли