Александр Ступников - Отражения Страница 16

Его ферма расположена на юге, в Негеве, чуть южнее уже начинается пустыня. Шарон сам выбрал это некогда заброшенное место, в стороне от многолюдья, построил дом и параллельно с активной политической деятельностью, начал разводить овец, коров, лошадей, посадил апельсиновую рощу. Он не удивился, когда услышал первый вопрос о том, с кем ему легче иметь дело — с баранами, овцами, лошадьми или с политиками?

— С животными проще. Они чувствуют заботу и уважение. Умеют отдавать. Как к ним относишься — так и получаешь. А вот с политиками сложнее. Никто не хочет войны, но она происходит. И ты вынужден защищаться. Политика — это постоянные маневры, движение и постоянно приходиться крутиться в ожидании удара, чтобы и не попасть, и держать его, а тем более — выиграть. Это другой мир, чем с животными…

На большой стене в одной из комнат старые портреты его родителей и предков, еще с начала прошлого века в… России. Его мать родом из Белоруссии. Это была единственная еврейская семья в небольшой деревне Могилевской области. Она говорила и читала по-русски до своего последнего дня. От нее Арик и знал язык, хотя отсутствие должной практики мешало ему говорить. И понимал он по-русски не так хорошо, как об этом писали.

Его отец — из Баку. В двадцатых годах прошлого века они, интеллигенты — идеалисты уехали в Палестину и занялись сельским хозяйством. Как и большинство социалистов — выходцев из России.

Когда родился сын, его назвали Арик — что значит львенок. Молодой Шарон воевал уже в войне за Независимость 1948 года и был ранен. Затем учился — и снова воевал. Именно он создал знаменитый израильский спецназ «команду 101». В 1956 году он вел в бой свою бригаду десантников. В 1967 году Шарон разбил египетские танки на Синае и достиг Суэцкого канала, командуя бронетанковой бригадой. Через пять лет, в следующей большой войне Судного дня Шарон форсировал этот канал и был остановлен политиками уже на дороге к Каиру. Он инициировал в 1982 году ввод израильских войск в Ливан и осаду Бейрута в войне, получившей название «Мир Галилее» — защищая север страны от постоянных нападений и обстрелов. Затем стал идеологом поселенческого движения на территориях, был министром торговли, инфраструктуры, сельского хозяйства, обороны и иностранных дел Израиля.

В советской прессе его всегда рисовали как «ястреба» и крайне правого, чуть ли, не экстремиста.

— Ну и что, — посмеялся Шарон, — обо мне так писали и в израильской прессе. Я действительно экстремист. Но только в тех вопросах, которые касаются жизни граждан страны. Мне все равно, что кто-то скажет, если я смогу предотвратить гибель израильтян. Провоевав всю жизнь, я понял одну простую истину — только мы сами можем защитить себя и решать свое будущее.

Для Шарона «борьба за мир» существовала только в преломлении борьбы за безопасность его страны. Не оглядываясь на других, даже на США. В гостиной его дома, попив сначала чай в небольшой кухне, Шарон объяснил свое видение и себя, и своей страны в этом мире.

— У евреев есть маленькое государство, — показывал он, почти сжимая пальцы. — Совсем маленькое. Но это принципиально важное обстоятельство по сравнению с тем, когда его не было. Потому что только здесь у евреев есть реальные право и сила защищать самих себя. Этого не было тысячелетия. Но мир не возможен без компромисса — говорите вы. И я с этим согласен. И мы готовы на уступки части своей территории. Даже несмотря на то, что Израиль не проиграл ни разу ни одной войны. Несмотря на то, что все это время мы подвергаемся нападениям в атакам террористов. Но мы не должны идти ни на какие уступки, если разговор идет о безопасности страны и об угрозе ее существования.

При этом Шарон сразу же отвергал любые разговоры о возврате Израиля к границам 1967 года.

— Так говорят только «левые», — отрезал он. — Но страна не сможет чувствовать себя безопасно, если мы вернем территории палестинцам. По его мнению, арабские страны саботировали мирный процесс только с одной целью — дождаться, когда в Израиле к власти придет более «левое» правительство, которое пойдет на все уступки и поставит безопасность страны под угрозу.

Надо признать, что позже так и получилось. Правительство нынешнего министра обороны Израиля Эхуда Барака в начале второго тысячелетия вывело войска из зоны Южного Ливана, куда немедленно пришли сторонники «Хезболлы» и провело, под эгидой США, встречу израильского и палестинского лидеров, которые провозгласили курс на компромиссные решения. Барак почти открыто заявил о готовности вести конкретные переговоры о передаче палестинцам Восточного Иерусалима. Казалось бы… Но сначала все забуксовало, а потом тот же Ариель Шарон, ставший лидером оппозиции, пошел на Храмовую гору в Иерусалиме, чем, как поводом, воспользовались палестинцы, развязав вторую интифаду. Восстание, которое похоронило тогда и умеренное правительство Барака, и надежды на продолжение мирного урегулирования, и привело, на волне возмущения бессилием против террора, «правого» Шарона к власти.

— Я всегда, сидя в таких же креслах, говорил арабским лидерам, — продолжал он. — Все, что угодно, кроме территорий.

Где Шарон всегда был готов пойти на компромисс, так это в вопросах еврейства.

— Вы не представляете, несколько лет назад сюда репатриировалась сестра моей матери. Молодая женщина, всего девяносто четыре года. По материнской линии у нас все жили до ста лет. Так вот, она привезла и своего правнука, который уже не еврей. Так что, отвернуться от него? Парень пошел в армию, сейчас двинулся на офицерские курсы. И таких, как он, среди репатриантов из бывшего СССР много. Русские евреи семьдесят лет жили в отрыве от своих корней, поэтому так произошло. Надо понимать, в каких условиях они жили. Это, предвидя, осознал и светлая голова, первый премьер-министр Израиля Бен-Гурион, который провел «закон о возвращении». И я поддерживаю право любого, у которого есть еврейские корни, даже не прямые, вернуться в Израиль.

Когда мы прощались, уже у дома, я спросил Шарона, не чувствует ли он себя, все время окруженный политиками и людьми, одиноким в этом конъюнктурном мире. Разве быть сильным — это не значит быть одиноким?

— Во-первых, — ответил он, садясь за руль, чтобы отвезти к своему любимому дереву, — мне повезло с женщиной. У меня замечательная и преданная жена. Душевная и деликатная — это у них главное. А, во вторых, однажды в этот мой дом приехал министр обороны Египта, привез своих генералов, с которыми я воевал, когда пересекал Суэцкий канал. Жена вышла нас встречать, и я пошел к ней. А египтянин, оглядевшись, сказал: «Этот дом, прямо как ты, Арик Шарон. Такой же большой, сильный и одинокий».