Владимир Радзиванович - Под польским орлом Страница 17

Здороваясь, Жимерский задавал вопросы:

- Ну, ну, рассказывайте, как все это было?

Каждый из нас кратко доложил о вчерашнем бое.

Увидев большую группу генералов, к нам стали подходить жители столицы. Бледные, изможденные, измученные до предела, но с сияющими от счастья глазами, с национальными повязками на рукавах. И каждый стремился пожать руку, сказать что-то теплое, выразить свою радость...

Мы двинулись вперед, на ходу обсуждая, где принимать парад войск, освободивших Варшаву. Роля-Жимерский решил провести его перед Главным вокзалом.

Кавалерийская бригада не смогла быть на этом историческом параде. Вечером мы получили приказ командующего армией, требовавший от нас продолжать наступление в западном направлении, занять к десяти часам 19 января город Блоне и организовать там круговую оборону.

Выступили ночью. Я решил проскочить на автомашине по берегу Вислы, чтобы взглянуть еще раз на прославленную статую Сирены, олицетворяющую эмблему Варшавы.

Статуя стояла высоко на постаменте, залитая лунным светом. Лицо русалки было прекрасно. Прижав к простреленному сердцу искалеченную снарядом левую руку, она высоко занесла меч, готовая к ответному удару. Легендарная дочь морского царя Балтыка словно защищала Варшаву.

У ног Сирены тихо плескалась в полыньях разбитого снарядами льда красавица Висла. А вокруг меня лежал во мгле темный город. Пожары потухли, выстрелы затихли. Стояла глубокая тишина. Я снял фуражку и низко поклонился прекрасной статуе.

- Передам твой привет Балтийскому морю!

Преследование врага

Город Блоне мы заняли с ходу, не встречая сопротивления противника, отступившего под мощными фланговыми ударами 47-й советской армии.

Навстречу, к Варшаве, спешили беженцы: десятки, сотни обтрепанных, полураздетых людей. Беженцев было так много, что они все больше и больше мешали движению воинских колонн. Попробуйте везти пушки среди детских колясок!

Казалось, что вся страна снова была на колесах, как в 1939 году. Те, кто не имели подвод, тащили какие-то невероятные комбинации ящиков с колесами, толкали ручные тележки. И почти каждый имел на руке двухцветную национальную повязку - белое с красным. Эта повязка, которую гитлеровцы заставляли носить поляков как отличительный признак низшей расы, превратилась теперь в национальный паспорт, в гордость ее обладателя.

И все нетерпеливо расспрашивали:

- Ну как там, в Варшаве? Какие дома остались на улицах Вольской, Кошиковой, Маршалковской?..

Городок Блоне - маленький, замусоренный. Единственным промышленным предприятием здесь была спичечная фабрика. Рабочие ее прислали нам подарки спички в особой упаковке.

В предвидении возможных танковых контратак противника с направления Ловичь - Голе - Тлуста кавалерийская бригада немедленно заняла круговую оборону.

Подходили подкрепления. В мое распоряжение прибыли 13-й отдельный самоходный артиллерийский полк, 2-й отдельный армейский разведывательный дивизион, 7-й отдельный дивизион 57-миллиметровых самоходок.

Создался крепкий подвижный кулак, и это определило наше дальнейшее тактическое использование. После непродолжительного пребывания в Блоне кавалерийская бригада пошла в авангарде 1-й Польской армии.

Начались тяжелые ночные марши. Над полями и дорогами завывали последние злые вьюги и слепил глаза крупный мокрый снег.

Впереди нас наступали советские части. Дороги были завалены разбитой и брошенной вражеской техникой, трупами фашистских солдат. Задрав изуродованные хоботы орудий, чернели на полях подбитые "тигры" и "фердинанды". Как допотопные чудовища, лежали распластанные фашистские самолеты.

25 января нашу сводную группу повернули в бой за Быдгощ. Мы ворвались в этот город поздно вечером вместе с советскими танковыми частями. Он со всех концов был подожжен отступавшими фашистами. В багровых отблесках гигантских костров сверкали острые иглы башен над католическими костелами. В клубах дыма, в игре черных и красных светотеней грохотали орудия и пулеметы.

Я со штабом разместился в квартире, которую занимал до нас начальник гестапо. Он бежал отсюда так поспешно, что забыл на вешалке свою эсэсовскую фуражку. Позже мы узнали, что этого палача за самовольное оставление города повесили сами гитлеровцы.

* * *

Взятием города Быдгощ завершался прорыв четвертого оборонительного рубежа из семи возведенных противником между реками Висла и Одер. Общая глубина этих укреплений превышала пятьсот километров.

Первый рубеж проходил непосредственно по западному берегу Вислы. Второй - тянулся по западным берегам рек Бзура, Равка и Пилица. Третий - по линии Торунь, Петркув, Конин и далее на юг по западному берегу реки Варта. Четвертый опирался на такие крупные населенные пункты, как Быдгощ, Познань, Острув.

Пятый оборонительный рубеж служил непосредственным прикрытием государственной границы Германии.

Шестой - представлял собой сложную систему долговременных фортификационных сооружений так называемого Померанского вала на линии Штетинек - Валч - Гожув Велькопольский. Доты чередовались здесь с "панцерверками" (бронеколпаками), расположенными на расстоянии ста - ста двадцати метров один от другого и соединенными между собой сплошной системой траншей.

Наконец, седьмой, и последний, рубеж этой мощной оборонительной полосы простирался по западному берегу Одера.

С прорывом советскими, войсками четвертого рубежа 1-я Польская армия еще стремительнее двинулась вперед. Кавалерийская бригада прикрывала теперь ее правый фланг.

Отбрасывая мелкие "бродячие" группы разбитых дивизий противника, мы пересекли бывшую государственную границу Германии и двинулись к Липкам. В одном месте гитлеровцы попытались задержать продвижение бригады, но безуспешно. Потеряв несколько самоходных орудий, они прекратили сопротивление и отошли.

Местность резко изменилась. Вокруг зашумели леса, стали встречаться овраги, буераки. В населенных пунктах появились островерхие красные черепичные крыши и прямоугольные кресты лютеранских церквей.

Перед нами лежала Померания.

Когда-то в этих дремучих лесах бродили могучие туры, в бескрайних дубравах рубили свои избы дети короля Пяста. Три тысячи лет назад златокудрое лужицкое племя водило здесь свои хороводы. Но со времен Альбрехта Медведя и Генриха Льва{21} на этих иско"и польских землях водворились иные порядки, зазвучала чужая, не славянская речь...

На подступах к Липкам нас остановил приказ штаба армии. Опять бригада должна была изменить направление своего движения и к исходу дня 1 февраля сосредоточиться в районе Штрасфорда и Надажице.