Теодор Крёгер - Четыре года в Сибири Страница 18

Молниеносно Степан падает на колени и целует женщине ноги. Они шли по уличной грязи и страдали и, тем не менее, двигались дальше – к нему.

Любовь этой женщины так же непостижимо велика, как вечно прощающая доброта нашего Бога. Никто не осмелится охватить ее. И все умолкает, все уступает ей дорогу. Это подлинная душа «Святой Руси», она совершает чудо!

Женщина среднего роста, белокура. Тонкие, впалые щеки, горящие, бесконечно печальные, лазурные глаза, изящный, тонкий нос, открытый детский рот. В руках тряпичный узелок. Так стоит она, не произнося ни слова. Теперь ее глаза сияют, как будто бы перед ними открылся Бог. Они наполняются слезами, слезами, которые давно должны были выплакаться, но всегда мучительно подавлялись.

- Боже всемогущий!... Боже всемогущий!...- едва шепчут ее губы. Тяжелое горе падает с ее души.

- Маруся!... Ты святая!... Великан, который мог бы все вокруг разбить на куски, дрожит. Когда он медленно поднимается с колен, он как бы преобразился.

- Марусенька,... душенька... женушка моя, – шепчет он. Это шепчет человек, который совершил несколько убийств, которого боится вся тюрьма, стоит ему лишь подойти к кому-то.

- Степан..., стонет женщина едва слышно, ее рука тихо коснулась головы мужчины. Ее фигура качается.

В последний момент я поддерживаю женщину, осторожно усаживаю ее на нары. Степан упирается лицом в ее колени и плачет.

Внезапно тряпичный узелок двигается... ребенок плачет.

Женщина, глаза ее все еще закрыты, улыбается полному счастью. Ребенок становится беспокойнее, он двигается сильнее, потом сильно кричит и энергично распихивает тряпки.

Великан поднимает голову, наклоняет ее в сторону. Что он со всем своим гигантским ростом и силой должен делать с этим маленьким человеком? Он робко тянет свои руки навстречу ребенку, потом они отскакивают назад. Можно ли все же касаться ребенка этими гигантскими лапами?

Малыш сильно кричит и хватает маленькими ручонками пустоту.

- Это мой ребенок... мой ребенок... Боже, мой ребенок!

Затаив дыхание, произносит это Степан, и его руки нерасторопно блуждают вокруг ребенка, не касаясь его. Цепи на руках дребезжат.

Мать распахивает свою короткую овчину, расстегивает одежду, дает грудь ребенку, и ее полные грусти глаза застывают на Степане.

Мы сидим рядом и молчим.

Наши цепи также умолкли.

- Неделями я искала тебя, Степан. Бог указал мне дорогу к тебе. Любовь ближних велика, они всегда радостно подают нищенке, даже если это их последнее. Но наша матушка Россия так велика и бесконечна. Мои ноги больше не хотят нести меня, они устали и изранены... Проводник спрятал меня в своем купе под скамейкой... я ехала три дня, мужчина всюду, на каждой станции спрашивал только о тебе, пока ему кто-то не сказал, что видел такого великана и рассказал всем об этом. Бог привел меня, так я с расспросами добралась до тебя.

Голос женщины устал, в нем слышен звук дальней тоски, долго ожидаемого тепла. Ее пальцы скользят по руке мужчины, касаются ручных цепей... пугаются. Большие глаза печально смотрят на землю. Неподвижно мужчина сидит, он тоже мрачно глядит вниз на свои скованные ноги, тогда как его огромные лапы лежат на коленях, а вены вздуваются.

Тонкие женские руки снова касаются цепей на запястьях, но на этот раз они тверды, не отскакивают испуганно назад.

- Степан... Дорогой... тебе не больно...? И женские руки гладят железо.

- Нет, Марусенька... но..., – и непроизвольное движение заставляет цепи продолжить речь своим звоном, пока они снова не умолкнут.

Наступает вечер. Нам приносят еду, мы не должны нести ее сами, это три миски. В столовой миске, которую получает женщина, плавает хороший кусок колбасы. На пол ставят свечку и закрепляют.

Это в первый раз, когда у нас в камере есть свет. Возвращается охранник, собирает пустые миски, приближается к женщине, осторожно достает из кармана блестящий рубль и дает ей.

- Тебе это всегда пригодится, матушка.

Он не ждет слов, не ждет благодарности. Он уже исчезает.

Приходит ночь. Серое утро рассветает за зарешеченными окнами. Маруся и Степан беседуют шепотом. Ребенок спит.

Мой друг отодвинулся далеко от меня... только наши цепи удерживают нас.

Женщина приходит каждый день, когда солнце село и мы возвращаемся с работы.

Ребенок бодр и доволен, и однажды он смеется. В тюрьме, среди опасных преступников, смеется ребенок! В коридорах, в камерах прислушиваются мрачные мужчины...

Она ежедневно приходит к нам. Она немного отдохнула, бедная, усталая женщина. Всякий раз, когда я вижу ее, меня охватывает невыразимая печаль.

Доживет  ли она до освобождения своего мужа? Не утеряет ли она его из виду? Сможет ли она перенести все эти лишения?

Твоя любовь, Маруся, велика!

Мы работаем в каменоломне. Несколько заключенных заняты тем, что сбрасывают камни со склона высотой приблизительно 20 метров, другие должны грузить эти камни на тачки, следующие – тянуть груженые тачки к тюрьме. У тюрьмы должна появиться пристройка.

Внезапно пронзительный крик! Медленно мы поднимаем головы от нашей работы.

Страшная картина открывается нам.

Постаревший в тюрьме заключенный, политкаторжанин, мужчина с умной головой, который никогда не ругался и всегда уединялся от всех, упал с высоты каменоломни. Раскинув широко руки, он наполовину лежит под тележкой, с глубокой раной на голове. Тяжелый шар, к которому он был прикован с тачкой, разбил ему ногу. Заключенные, которые были поблизости, собираются вокруг него, конвоиры покидают свои посты и окружают раненого.

На мгновения взаимная ненависть забыта.

- Друзья, – хрипит полумертвый, – добейте меня, избавьте от мучений. Однако никто из нас не может пересилить себе и выполнить его последнее желание.

К умирающему приближается Степан, он как игрушку тащит за собой на цепях тачку и шар. Никто не решается остановить его, даже охранники.

- Прощай и молись за нас! – говорит Степан и каблуком полностью раскалывает его череп.

Усталая черта проявляется на умном, тонком лице старика. Мы стоим вокруг него, задумчиво и молча.

Но уже в следующее мгновение на нас обрушиваются удары плетей! Конвоиры, дикие забайкальские казаки Байкала, обрабатывают труп своими каблуками. Они хотят с уверенностью установить смерть.

Настроение опасных преступников возбуждено, напряжено. Удары плеток безжалостно и беспрерывно сыплются на нас.

Мое самообладание внезапно заканчивается. Одного из грубиянов я бью кулаком. Мужчина как будто пораженный молнией падает на землю с залитым кровью лицом. Еще удар, и падает другой. Я вижу, как Степан хватает одного конвоира за ноги, крутит его у себя над головой в воздухе и со всей силы бросает на камни. Два метко брошенных больших камня попадают в лица двух других, которые с криком поднимают вверх руки и ложатся на земле. И теперь настоящий град камней обрушивается на них. Трещат только немногие выстрелы. Они убегают.