Антон Борисов - Кандидат на выбраковку Страница 18

В последующей жизни я много раз оказывался в ситуации, когда очередной новый знакомый признавался: «Знаешь, Антон, а я сначала был уверен, что ты того, — с тараканами» — и, смеясь, крутил пальцем у своего виска. Я тоже смеялся. Иногда.

В этот же день, после посещения меня Леной и Ольгой, пришла женщина, физиотерапевт. Начались сеансы лечебной гимнастики. Нерв, задетый на операции, требовал срочного восстановления. Я не чувствовал прооперированную руку и физиотерапевт сама сгибала и разгибала пальцы, возвращая, как говорят специалисты, функциональную подвижность моей парализованной конечности.

«Принц датский-2» и гегемон

Он смотрел на всех свысока, не отличаясь при этом высоким ростом. Свое превосходство над другими он объяснял тем, что принадлежал, как он сам выражался, к «рабочему классу — гегемону советского общества».

Иван приехал из Тюмени, где работал на буровой. К нам его положили после того, как он по каким-то причинам не ужился с ребятами из соседней палаты. Причин он не называл, однако отзывался о своих бывших соседях очень презрительно. С ними он прососедствовал два с половиной дня. И за это время сумел достать всю палату своим агрессивным занудством. То кто-то, выходя в коридор, не закрыл за собой дверь. Потом кто-то из соседей открыл окно без консультаций с Иваном. Гегемона-работягу раздражало все: громкий смех, оживленный разговор, храп, кашель, чужие костыли, прислоненные к спинке его кровати, неплотно закрытый кран. Был бы хоть малейший повод, а уж Ваня как хороший дизель с буровой моментально заводился и начинал тарахтеть, раздражая окружающих. Так продолжалось два дня. На третий, рано утром, Иван пошел жаловаться на своих соседей заведующему отделением. Заведующий пообещал что-то предпринять. Но сразу этого не сделал, а отослал Ивана назад в палату, с обещанием, что подойдет позже и разберется.

Иван ушел. А через час заведующему пришлось рысью бежать в эту палату разнимать дерущихся.

Инициатора потасовки перевели в нашу палату. При этом заведующий пригрозил ему, что в случае, если и здесь будут возникать какие-либо недоразумения, он не станет даже искать зачинщика, просто выпишет Ивана без продолжения лечения и без выдачи больничного листа. Угроза подействовала. Во всяком случае, громко хамить он перестал.

Иван боготворил деньги. Количество наличности было для него главным показателем полезности человека. Объем кошелька собеседника был решающим в определении его значимости и места, которое тот занимал по сравнению с самим Иваном.

Себя Иван оценивал и ставил исключительно высоко, потому что, как он выражался, «я — рабочий и я создаю все богатства в этом государстве, я — гегемон». Соответственно этому утверждению Иван требовал почтительного отношения к себе со стороны всех остальных.

Нужно сказать, что я впервые столкнулся с человеком, имеющим такое отношение к деньгам и к жизни. Он откровенно презирал всех, о ком говорил, в том числе пренебрежительно отзывался о лечащих его врачах. Понимание того, что он на своей буровой вышке зарабатывал очень много по сравнению с теми же врачами, делало его отталкивающе чванливым и заносчивым.

Впервые увидев меня, Иван как-то странно хмыкнул и, оглядев остальных, неожиданно спросил:

— А чего его так обрезали? — и снова хмыкнул.

Мои соседи — двое молодых парней Алексей и Юрий аж привстали от такого черного юмора. И быть бы скандалу, но я их опередил.

— Меня зовут Антон, — представился я.

— А-а-а, так ты еще и разговариваешь?

В его голосе слышалась угроза. Мне было не понятно, чего он хочет. В тот момент совсем не хотелось, чтобы все начиналось так нехорошо. Мой более чем пятнадцатилетний опыт научил меня находить общий язык почти с каждым, с кем мне приходилось жить в одной палате. Я знал, что ни в коем случае не нужно начинать знакомство с конфликта.

— Разговариваю. Даже иногда на вопросы отвечаю, — я улыбнулся, показывая, что нисколько не обиделся.

— Меня Иваном зовут, — буркнул он. И, подойдя к своей кровати, бросил на нее принесенные вещи.

На второй день после переселения в нашу палату после ужина Иван сидел на своей кровати. Ребята играли в шашки. Я, как и всегда в последнее время, был занят тем, что было для меня важнее всего: сгибал и разгибал в локте правую руку, а также разрабатывал кисть, сжимая маленький мячик.

— А вы столько денег видели? — совершенно неожиданно спросил Иван, обращаясь ко всем. С этим он полез в свою тумбочку и вытащил оттуда маленькую сумочку, такую, в которых обычно носят документы. Из сумочки он извлек бумажник и достал оттуда увесистую пачку денег.

Ребята, отвлекшись от игры, повернулись на голос. Я тоже посмотрел в сторону Ивана.

— Пятьсот рублей! — с каким-то совершенно непонятным торжеством в голосе сказал он. — Я это за месяц зарабатываю.

Не могу сказать, чтобы я когда-нибудь видел столько денег одновременно. Пачка, которую он держал в руке, равнялась сумме моей и бабушкиной пенсий за полгода. Ребята тоже были не из состоятельных. Какой реакции ожидал от нас Иван, было не понятно. Восхищения? Удивления? Зависти? А оно того стоит? Поэтому и я, и ребята, посмотрев на деньги, почти сразу же вернулись к прерванным занятиям. Лишь Алексей что-то, очень коротко, буркнул.

— Чего ты сказал? — взвился Иван.

— Заработаем, я говорю, когда надо будет. — Алексей окончательно отвернулся и решительно сделал свой очередной ход шашкой, давая понять Ивану, что для него эта тема исчерпана.

Я повернулся в сторону Ивана. Он увидел мое движение и стал перебирать деньги в руках. Закончив считать, медленно начал впихивать пачку купюр в бумажник. При этом продолжал бросать на меня короткие взгляды.

Начиная с того дня, он стал опасаться за сохранность своего богатства. По вечерам, а также в субботу и воскресенье, днем он куда-то надолго уходил, как он выражался, «смотреть Москву». В эти часы мы просто отдыхали. Все же очень утомительно находиться долгое время в обществе человека, который относится к тебе с подозрительностью, граничащей с ненавистью. Самым обидным было то, что у него не было для этого никаких оснований.

Возвращаясь в палату после прогулок, он обязательно подходил к своей тумбочке, вытаскивал бумажник и, улегшись на койку, пересчитывал деньги, изредка бросая на нас взгляды. Мы находились под подозрением.

У Ивана было что-то с плечом правой руки. Врачи подозревали опухоль и положили его на обследование. Как и полагалось в таких случаях, нужно было ждать результатов. Опухоль была, боли в плече Иван тоже ощущал постоянно. Но прошло уже две недели, а диагноз так и не был установлен. Все шло к тому, что нужно делать биопсию больной кости. Эта процедура проводилась под общим наркозом. И вот как раз на наркоз Иван соглашаться не хотел. Кто-то, еще когда он был дома, сказал ему, что наркоз влияет на сердце.