Кайзер Вильгельм и его время. Последний германский император – символ поражения в Первой мировой войне - Майкл Бальфур Страница 19

посадить его на цепь суверенитета народа». Также он отметил, что «только солдаты могут помочь против демократов». Но во время революции он заставил офицеров чувствовать себя «мокрыми пуделями», торжественно объявив о непоколебимой вере в своих «преданных берлинцев». Свой набор принципов он выболтал в минуту несдержанности одному из членов парламентской делегации, заявив, что Фридрих Великий, возможно, принял бы их предложение, но сам он недостаточно великий правитель. Тем не менее средний курс между демократами и солдатами, которым он старался следовать, и вызывавший только нарекания то одной, то другой стороны, имел некоторый эффект: благодаря скорее упущениям, чем решениям он спас страну от немедленной гражданской войны.

С тех пор он был похож «на человека, провалившегося на экзамене», и в 1857 году его разум наконец не выдержал напряжения. Его брат Вильгельм, ставший регентом и принявший корону в 1861 году, имел более простой характер. Он рассказывал, как на пиршестве у царя после Лейпцигского сражения 1814 года, будучи шестнадцатилетним юношей, отказался попробовать лобстера, поскольку никогда не видел их раньше и не знал, как их едят. Даже когда он стал королем, в его хозяйстве не было подставок для яиц – вместо них использовали стаканчики для ликера. В конце каждой трапезы он брал карандаш и отмечал на бутылке количество оставшегося вина. В берлинском дворце до конца его жизни не было ванны, и, если вдруг у него возникало желание «помокнуть», соответствующую емкость доставляли из ближайшего отеля. Если Вильгельм I ехал поездом, он использовал маленький одноместный вагон, в полдень останавливался и ел в станционном ресторане. Для своей челяди он устанавливал норму потребления на душу человека. Его главным интересом была армия, а отдыхом и средством расслабиться – музыка (мюзик-холл). К этому средству он прибегал почти каждый вечер. Он посетил первое полное представление «Кольца» в Байройте, но ушел в середине, поскольку ему надо было участвовать в маневрах. Однажды его управляющему срочно понадобилось увидеть императора сразу после ужина. Камердинер предложил ему подождать, пока тот переодевает штаны. Когда управляющий позволил себе удивиться тому, что подобное действие выполняется в такое время, камердинер заметил: «Неужели вы думаете, что он пойдет в театр в своих новых парадных штанах? Наш старый джентльмен не настолько экстравагантен». Если Фридрих Вильгельм был учеником Гумбольдта и Нибура и дружил с Ранке, говорят, что Вильгельм никогда не слышал о Моммзене. Однако он встречал Талейрана.

Одно время его называли Картечным принцем. Он утверждал, что, когда войска выйдут на улицы, чтобы разобраться с политическими бунтовщиками, они должны использовать оружие и доказать массам бесполезность сопротивления военным. В результате он стал крайне непопулярным, и в 1848 году его даже пришлось тайно вывозить из Берлина, дабы спасти от ярости толпы. Тогда он провел несколько дней в убежище на острове недалеко от Потсдама. Этот опыт он помнил всю жизнь. Вильгельм, как мог, замаскировался с помощью своего маленького сына, отрезав бороду. Из соображений безопасности его отправили в Лондон с надуманной миссией. Там ему уделили большое внимание Виктория и Альберт, который пытался, впрочем тщетно, расширить кругозор немецкого гостя. Вернувшись, он повел два прусских армейских корпуса на подавление демократии в Бадене. Жертв было много.

В юности Вильгельм I был влюблен в княжну Элизу Радзивилл. Но ее семья, согласно придворному протоколу, располагалась недостаточно высоко на социальной лестнице. По словам внука Вильгельма, он остался верен категорическому императиву долга Гогенцоллернов и отказался от своей первой любви. Вместо нее он женился на Августе Саксен-Веймарской, маленькой энергичной брюнетке, внучке царя Павла I. Еще девочкой при дворе отца она прониклась просветительским влиянием Гёте. Ее отец всегда находился под каблуком супруги, и она была уверена, что в ее семье будет то же самое. Она потерпела неудачу. Сначала ей пришлось приспосабливаться к мужским традициям прусского двора. Но более всего после 1862 года ей препятствовал Бисмарк. Его влияние на Вильгельма I было настолько велико, что не оставляло места для ее либерализирующего воздействия. Она и канцлер стали личными врагами. Утверждают, что даже в 1880-х годах канцлер не позволял ей волновать императора, внушая ему свои взгляды. Одну из бесед она в ярости закончила словами: «Наш самый милостивый канцлер сегодня очень немилостив». В 1868 году о ней писала родственница: «Королева может выносить усталость, волнение и грубое обращение больше, чем любой человек, которого я знаю. У нее больше физических сил и скрытых резервов, чем у кого бы то ни было. Она доводит до изнеможения всех членов своей свиты, мужчин и женщин. Она никогда не сидит в помещении четырнадцать или пятнадцать часов подряд – она никогда не прекращает разговоров, громких и долгих, на волнующие ее темы с дюжиной разных людей. Она ходит, ест, одевается и пишет в ужасной спешке; у нее каждый день вечеринки, она никогда не остается одна. Она никогда не берет книгу или бумагу, потому что у нее никогда нет времени. Она читает газеты вслух за завтраком, наносит бесчисленные визиты, непрерывно дает аудиенции. На самом деле от одной только мысли о том, чем она занимается весь день, у меня кружится голова. И, занимаясь всем этим, она не прекращает жаловаться на здоровье…Но такое существование – сущее проклятье. Оно уничтожило мир, сделало ее возбужденной и раздраженной. Будучи вспыльчивой по природе, она доходит до такого состояния, что страдают все, кто ее окружает, а она все равно недовольна. Но с глазу на глаз она совсем другая – добрая, спокойная, понимающая, и находиться с ней – одно удовольствие».

Другие дедушка и бабушка кайзера не требуют столь подробного представления. Известно, что королева Виктория была в высшей степени эмоциональна, всегда к чему-то или к кому-то стремилась. Ее первой привязанностью был Мельбурн, апофеоз отстраненности; второй – Альберт, апофеоз вовлеченности. Последний имел самое длительное влияние на ее характер. Удивительно, но в подобных обстоятельствах она редко позволяла себе забыть о здравом смысле. «Мнение королевы, – утверждал лорд Кларендон, – всегда стоит выслушать, даже если ты с ним не согласен». Она не обладала большим умом, не была интеллектуалкой и не отличалась благочестием, но под влиянием принца-консорта искренне старалась развить интеллектуальный и художественный вкус. «Ты настоящая дочь своего возлюбленного отца, – как-то сказала она старшей дочери. – Ты настолько умна и так любишь философские книги, что намного опередила меня, и определенно унаследовала эти качества не от меня. Скажу честно, один вид профессора или другого ученого мужа тревожит меня и совершенно не доставляет удовольствия». Чувство юмора Виктории, как и было свойственно ее веку, было грубоватым. Она оглушительно смеялась, когда