Родерик Грэм - Мария Стюарт Страница 19

Весь двор занимал важный вопрос: как юная Мария поладит со своим будущим мужем, дофином, даже при том, что брак был династическим, а Диана должна была всесторонне разъяснить Марии обязанности королевы. Это было тем более важно, поскольку дофин являлся полной противоположностью здоровой и общительной Марии, а Екатерине пришлось пройти через суровые испытания, прежде чем она смогла зачать его. Она знала, что ее положение при дворе оставалось крайне неустойчивым, так как ее считали неспособной произвести на свет наследника. Поэтому бедняжка пошла на исключительные меры ради достижения своей цели. Говорят, что, зная о неверности мужа, отчаявшаяся королева приказала проделать отверстия в потолке его спальни и наблюдала за ним и Дианой в постели. Диана, в свою очередь, побуждала Генриха как можно чаще выполнять свой супружеский долг. Доведенная до отчаяния двадцатипятилетняя Екатерина наблюдала за своим менструальным циклом, сверялась с астрологическими прогнозами, применяла отвратительно пахнувшие припарки и пила тошнотворные снадобья. Личный врач, доктор Фернель, дал ей более практичный совет, детали которого нам сейчас, к сожалению, неизвестны. В конце концов результатом всех ее усилий стал дофин Франциск. Екатерину с неизбежностью обвинили в обращении к колдовству с целью зачатия, хотя в поддержку этой версии не существует абсолютно никаких свидетельств. По контрасту с крещением Марии в холодной церкви Святого Михаила в Линлитгоу, где почти не было гостей, Франциска крестили в капелле Святого Сатурнина в Фонтенбло через месяц после его рождения, пришедшегося на январь 1543 года. На церемонии, освещенной тремястами факелами королевских гвардейцев, присутствовали французская знать, прелаты церкви и все иностранные послы, облаченные в лучшие наряды. Однако Франциск не был тем дофином, о котором молился Генрих.

По словам современников, у него была «закупорка мозга»; это означало, что он говорил в нос — возможно, из-за увеличенных аденоидов, а на его лице иногда появлялись красные пятна, «явные признаки плохого здоровья и короткой жизни». Другие говорили, что дофин был застенчивым, желчным и недоразвитым. «Ему дали лучших учителей… однако успехи весьма скромны». Дофин был маленьким и худым, и придворным казалось, что он навсегда останется ребенком. Но Франциск старался преодолеть свою физическую слабость и поражал двор живостью, любовью к охоте и оружию. В 1551 году, когда ему было всего семь лет, для него в галереях дворца Блуа поставили мишени для стрельбы из лука.

Хотя Мария и Франциск уже повстречались в детской, им еще предстояло появиться вместе на публике. Это произошло 4 декабря 1548 года в Сен-Жермене, на свадьбе дяди Марии — Франсуа, герцога Гиза, и Анны д’Эсте, дочери герцога Феррарского. Протокол требовал, чтобы Мария и ее прихрамывающий жених пошли танцевать сразу после Генриха и Екатерины. Леди Флеминг к тому времени уже явно дала девочке достаточно уроков, и она могла с честью выдержать испытание. Мария все быстро схватывала и любила выставлять напоказ не только свое умение, но и само физическое наслаждение, приносимое танцем. Эта радость останется с ней на всю жизнь. На балу юная пара вышла на середину зала вслед за Дианой и леди Флеминг, музыканты заиграли заранее оговоренную и довольно медленную мелодию, и началось представление. Наряженная в тяжелое парчовое платье, расшитое драгоценными камнями, Мария поначалу чувствовала себя неуверенно, но затем музыка захватила ее и она начала получать удовольствие от происходящего, хотя ей пришлось поддерживать дофина. Весь двор пристально смотрел на них. Спина Марии была прямой, ступни — изящными, а улыбка — обворожительной. Хорошо разбиравшимся в лошадях и рогатом скоте зрителям она показалась способной производить на свет здоровых дофинов, когда придет ее срок, и придворные вздохнули с облегчением — все, кроме английского посла, который увидел в двух детях воплощение союза двух злейших врагов Англии. Танец закончился, и Мария, согласно правилам слегка наклонившись вперед, поцеловала дофина в губы. Придворные зааплодировали и понимающе переглянулись. Леди Флеминг подвела Марию к королю, который склонился к своей маленькой «дочери» и поцеловал ее, а затем высказал леди Флеминг комплимент по поводу искусности ее воспитанницы. Этот комплимент показался Диане и королеве Екатерине более многословным, чем следовало бы.

Из регулярных донесений де Юмьера Генрих II мог убедиться в том, что Мария и его сын «ладят так же хорошо, как если бы знали друг друга всю жизнь». 30 марта 1549 года Монморанси писал Марии де Гиз в Шотландию: «Я могу уверить Вас в том, что дофин постоянно оказывает ей небольшие знаки внимания и влюблен в нее, из чего легко заключить: Господь с рождения предназначил их друг для друга». Такое стало возможным благодаря мудрым наставлениям Дианы, объяснившей Марии, что лучший способ гарантировать себе привязанность дофина — баловать его и не позволять ему становиться слишком амбициозным, удостоверяться, что он пытается сделать то, что в его силах. Благодаря поощрению со стороны Марии Франциск полюбил забавы на свежем воздухе, а их отношения были братскими с небольшим оттенком куртуазной любви. Мария никогда не пыталась подчинить себе своего маленького жениха, и Антуанетта да и сам король были довольны состоянием дел в детской.

Однако шотландцы в целом Генриха И не радовали. Многие шотландские гвардейцы хотели поступить на службу к Марии, но их желание не поощрялось. Хотя королевская гвардия и формировалась из отпрысков знатных шотландских семейств, гвардейцы оставались наемниками и имели дурную репутацию из-за надменности, жестокости и вандализма. Они даже умудрились разрисовать стены часовни в Фонтенбло. Гвардейцы обходились недешево, так же как и войска, поддерживавшие Марию де Гиз в Шотландии.

В декабре 1549 года Генрих II запросил на военные расходы в Шотландии астрономическую сумму в 400 тысяч ливров из налоговых средств и умолял де Юмьера не увеличивать придворный штат Марии. Большая часть мужской прислуги была отослана обратно в Шотландию и заменена французами, а четырех Марий еще годом раньше отправили в Пуасси. Французский Марии стал значительно лучше благодаря способности детей схватывать иностранные языки, и хотя она по-прежнему понимала нижнешотландское наречие, повседневным языком для нее стал французский. Совершались и попытки заменить Дженет Синклер. Она осталась при дворе, став теперь одной из многих служанок; она уже не имела постоянного доступа к Марии и превратилась в объект постоянных насмешек французских слуг за свои неизменные шотландские манеры. Между тем превращение Марии во француженку шло успешно. Ее гувернантка леди Флеминг оставалась главой женского штата по причинам, не связанным с ее талантом управлять: она теперь регулярно делила постель с королем.