Алексей Карпов - Батый Страница 2

И ещё несколько необходимых пояснений. Исследователь, погружающийся в эпоху монгольских завоеваний, сталкивается с очевидной трудностью, связанной с состоянием дошедших до нас письменных источников. Батый не был великим ханом, а потому сохранившиеся хроники не содержат его более или менее развёрнутой и связной биографии. Зато отрывочные свидетельства о нём разбросаны в самых разнообразных по происхождению источниках. XIII столетие — это время грандиозного столкновения Запада и Востока, когда мир пришёл в движение, нарушив все существующие границы и преодолев изолированность отдельных регионов и культур. Поэтому география свидетельств о Батые оказывается исключительно широкой. Здесь и собственно монгольские и китайские хроники, и сочинения на персидском, арабском, древнерусском, латинском, старофранцузском, сирийском, армянском, грузинском, греческом языках. Естественно, что в подавляющем большинстве случаев я пользовался не оригинальными текстами, а их переводами. Впрочем, русскоязычный исследователь находится в этом плане в выигрышном положении, ибо основной массив текстов восточного происхождения уже давно имеет весьма качественные, выверенные, можно сказать, классические переводы на русский язык. В числе сочинений, имеющих первостепенное значение для понимания биографии героя книги, назову прежде всего так называемое «Сокровенное сказание» — священную монгольскую хронику, или, точнее, свод монгольских преданий, записанных около 1240 года или несколько позже (русскому читателю «Сокровенное сказание» доступно в переводе С. А. Козина)3; двухтомное собрание выдержек из арабо- и персоязычных сочинений о Золотой Орде, подготовленное к изданию выдающимся русским востоковедом В. Г. Тизенгаузеном4; многотомное издание «Сборника летописей» персидского ученого и государственного деятеля конца XIII — первых двух десятилетий XIV века Фазлаллаха Ибн Абу-л-Хейра Рашид ад-Дина5; «Историю завоевателя мира» персидского историка XIII века, современника событий Ала ад-Дина Ата-Мелика Джувейни6; китайскую официальную хронику «Юань-ши», полный текст которой за время правления первых четырёх ханов монгольской династии Юань, а также выборочные жизнеописания различных лиц доступны ныне благодаря переводу Р. П. Храпачевского7; сочинения более позднего времени среднеазиатских (преимущественно хивинских) историков8, а также весьма ценные армянские хроники XIII–XIV веков9 и «Всеобщую историю» сирийского христианского историка XIII века Абу-л-Фараджа, иначе именуемого Мар Григорием (в крещении Иоанном) или Бар-Гебреем10. Исключительную ценность для нашей темы имеют сочинения латинских авторов, лично общавшихся с Батыем и оставивших отчёты о своих путешествиях к монголам: посла римского папы Иннокентия IV итальянца Джиованни дель Плано Карпини11 и его спутника поляка Бенедикта (рассказ последнего был записан неким анонимным монахом, назвавшим себя лишь первой буквой имени и потому известным как брат Ц. де Бридиа)12, а также посла французского короля Людовика IX Гильома (Вильгельма) Рубрука13. Эти и другие латинские сочинения XIII века, повествующие о монгольском нашествии на Европу и нравах и обычаях монголов14, я также использовал преимущественно по существующим русским переводам. Что же касается древнерусских письменных источников — различных летописей, агиографических памятников и т. п., то их я, как правило, цитировал либо в собственном переводе, либо в подлиннике, иногда слегка упрощая или поновляя текст.

В России личность Батыя неизменно вызывала и вызывает интерес. Правда, по большей части интерес этот удовлетворяется за счёт беллетристики, свидетельством чему служат многочисленные переиздания знаменитой трилогии о Чингисхане и Батые писателя Вл. Яна. Что же касается исследований на эту тему, то на них, похоже, было наложено табу — иначе трудно объяснить тот факт, что на протяжении долгих лет (более чем полутора столетий) по существу единственной работой, посвящённой биографии Батыя в целом, оставалась небольшая, всего в несколько страниц, статья В. В. Бартольда, написанная на немецком языке для «Энциклопедии ислама» (1908) и лишь в 1968 году переведённая на русский язык15. К настоящему времени ситуация кардинально изменилась. Помимо статей, затрагивающих отдельные аспекты биографии Батыя и его военную, политическую и государственную деятельность, в последние годы вышли две книги биографического характера: монгольского журналиста и историка Чойсамбы Чойжилжавына16 и исследователя из Санкт-Петербурга Р. Ю. Почекаева17. Последняя работа (представляющая собой часть масштабного исследования биографий правителей Золотой Орды18) заслуживает самой положительной оценки: это весьма квалифицированное, добротное исследование, с опорой на широкий круг источников. Не соглашаясь со многими положениями этой работы и иначе представляя себе многие аспекты биографии Батыя (в том числе касающиеся русско-ордынских отношений), я не могу не признать, что книга Р. Ю. Почекаева служила для меня своего рода ориентиром, позволявшим сверять собственные выводы с выводами её автора.

Последнее замечание, которое необходимо сделать, касается формы передачи многочисленных имён собственных — монгольских, тюркских и т. д. Понятно, что при таком разнообразии письменных источников формы написания одних и тех же имён и названий весьма различны. Это разнообразие читатель встретит в цитатах из разных источников. В авторском же тексте в тех случаях, когда существовала определённая традиция написания того или иного имени или названия в отечественной литературе, я, естественно, следовал ей (так, например, везде пишется Менгу, а не Мунке, Угедей, а не Огодай, и т. п.). В других случаях приходилось принимать написание того источника, который, как мне казалось, передавал форму имени, более близкую к аутентичной. Определённую трудность вызывали различия в написании одних и тех же имён в различных переводах памятников, принадлежащих одной традиции. Здесь я позволял себе, не оговаривая это, унифицировать названия (например, вместо Чингиз-хан в цитате может стоять Чингисхан, вместо Шейбан — Шибан, и т. п.). Особо следует сказать об имени героя книги. Батый — русская форма монгольского имени Бату. В книге оба эти варианта используются как равнозначные (в источниках встречаются и другие варианты: Бат, Бати, Бато, Пату и т. д.). В тех случаях, когда речь шла о событиях, связанных с Русью, предпочтение отдавалось русской форме; когда речь шла о событиях, происходивших в Монголии или получивших освещение преимущественно в монгольских источниках, — соответственно, монгольской. Однако какого-то жёсткого правила здесь нет. Единственная форма, которую я старался избегать (хотя она тоже постоянно встречается в источниках), — это Бату-хан. Как известно, Батый так и не принял этот титул. В соответствии с монгольскими законами и установлениями Чингисхана пышные титулы в Монголии были вообще запрещены: к имени самого великого хана прибавлялось лишь сочетание «-хан», или «-каан»; что же касается его братьев и сыновей, членов «Золотого рода» наследников Чингисхана, то к ним обращались «по именам, полученным при рождении, — как в присутствии их, так и в отсутствие»19. Это правило строго соблюдалось, в том числе и Батыем, который вообще старался не нарушать предписаний своего великого деда. Правда, в последние годы жизни его, кажется, всё-таки стали именовать Бату-ханом — но это отдельная история, связанная с тем особым положением, которое он занял в Монгольской империи, став по существу соправителем великого хана Менгу. Однако об этом мы поговорим позже, ближе к концу повествования.