Джордж Бьюкенен - Мемуары дипломата Страница 20

Когда я сел на свое место, Фердинанд пожал мне руку и заметил: "Дело обстоит не так плохо, как я думал". Минуту спустя, он посмотрел на меня и сказал: "Покойный лорд Салисбюри считал меня всегда убийцей Стамбулова". Я слабо протестовал и воспользовался случаем, чтоб рассказать князю в сокращенной и наиболее придворной форме историю, которую мне однажды рассказал лорд Сандерсон относительно посещения его княжеским высочеством Лондона во время празднования бриллиантовой свадьбы. Лорд Салисбюри, сказал я, - был не очень хорошего мнения о людях и не любил тратить время на то, что он считал бесполезными разговорами. Когда ему было указано, что он должен нанести визит его княжескому высочеству, он всячески противился этому, и только после значительного давления удалось его убедить согласиться на этот визит. Он вернулся, однако, в совершенно другом расположении духа и в разговоре с лордом Сандерсоном сказал, подобно Наполеону после свидания с Гёте, относительно его княжеского высочества: "Вот это - человек". Князь был в восторге и больше не делал никаких намеков относительно его предполагаемого участия в убийстве Стамбулова. Но он не был бы так доволен, если б я ему рассказал, что лорд Салисбюри к словам "вот это - человек", действительно им сказанным, прибавил: "но я не хотел бы быть его первым министром".

Хотя подписание турецко-болгарского соглашения смягчило предшествующее напряженное состояние, атмосфера в Софии была наэлектризована, и ни одна зима не проходила без часто повторяемого предупреждения, что как только снег на Балканах растает, мы сделаемся свидетелями взрыва долгожданной войны. В настоящий момент, однако, болгарское правительство было озабочено тем, чтоб провести обещанные реформы, и, из других соображений, старалось оказать сдерживающее влияние на вождей повстанцев. То состояние истощения, до которого были доведены болгарские элементы в Македонии дезорганизацией, царившей в рядах комитетов, побудило греков набрать на Крите и в Греции банды, которые благодаря снисходительности местных турецких властей сумели нанести сокрушающие удары своим болгарским соперникам. Их главный подвиг разрушение весной 1904 г. деревни Загоричани и зверское убийство большинства ее жителей - вызвал серьезное антигреческое движение в Болгарии, результатом которого явилось закрытие многих церквей греческого патриархата.

С другой стороны, отношения Болгарии с Румынией начали несколько улучшаться. Хотя обоим государствам одинаково угрожала опасность русского вмешательства, доброе согласие, установленное в царствование князя Александра, не поддерживалось в правление его преемника. В самом деле, было бы странно, если б люди столь различных характеров, как король Карл и принц Фердинанд, оставались бы друзьями; оба государя питали личную неприязнь друг к другу и не доверяли политике друг друга. Падение Стамбулова завершило разрыв. Румынии, с одной стороны, приписывалось стремление улучшить стратегическую линию своей границы расширением последней насчет Болгарии; Болгария же, полагалось, имеет виды на Добруджу, чтоб парализовать стремление румынизировать болгарское население. Король Карл порицал князя Фердинанда за то, что он позволил завлечь себя в сети своего старого врага России, оставив своих прежних друзей - Австрию и Румынию; с другой стороны, князь Фердинанд подозрительно относился к румынской военной конвенции с Австрией и отзывался о короле Карле, как об игрушке в руках австрийского и германского императоров и как об их часовом на Дунае. Король, однако, был энергичным противником идеи увеличения территории, которое могло бы нарушить равновесие Балкан, и даже однажды сказал князю, что если болгарская армия перейдет Родоп, румынская армия займет Силистрию.

С 1902 г., когда король Карл нанес свой долго откладываемый обратный визит в Софию, личные отношения между обоими государями, как и официальные отношения обоих правительств, улучшились, и недавние события в Македонии, когда и куцо-влахи и болгары подверглись нападению греческих банд, способствовали более тесному сближению обеих стран.

Хотя соглашение Болгарии с Сербией было сопряжено с еще большими трудностями, свидание князя Фердинанда с королем Петром летом 1904 года в Нише и официальный визит последнего в Софию зимою того же года пробили путь к установлению лучших отношений. Во время этого визита я нечаянно навлек на себя серьезное недовольство князя, выразившееся очень характерным образом. Так как британское правительство еще не признало короля Петра, я был избавлен от обязанности присутствовать на правительственном банкете, данном в его честь; но в день прибытия его величества любопытство побудило меня наблюдать за королевской процессией с балкона дома моего друга. На пути к вокзалу принц Фердинанд дружески приветствовал меня рукой. При возвращении во дворец вместе с королем, он опять посмотрел на балкон и, не заметив меня, так как я отступил назад, пока процессия проходила мимо дома, начал оглядываться по сторонам; наконец, заметив меня, он улыбнулся и мигнул мне глазами. Я был так поражен, что мое лицо, вероятно, выражало мое крайнее удивление, но больше не задумывался над этим инцидентом.

На следующий день у меня обедал болгарский агент в Лондоне. Так как я слышал, что накануне вечером во время обеда во дворце отношение к русскому представителю было совершенно различное от отношения к представителям других держав, я воспользовался случаем, чтобы выразить протест против подобного различного отношения, и заметил, что если князь Фердинанд будет относиться к г-ну Бахметьеву, как к русскому вице-королю, то он не должен ожидать встретить со стороны британского правительства симпатии и поддержки. Два дня спустя г-н Цоков, который, как я позже узнал, передал князю мои замечания, был прислан ко мне с указанием, что взгляд, которым я посмотрел на его королевское высочество в день прибытия короля Петра, князь считает личным оскорблением. Так князь Фердинанд выразил недовольство моим откровенным разговором с г. Цоковым. Я, однако, должен был серьезно отнестись к его словам и написал ему частное письмо с выражением моего прискорбного удивления по поводу такого необоснованного обвинения, говоря, что я могу лишь просить прощения в оскорблении, которого я не наносил. Положение становилось еще более пикантным ввиду того, что за несколько дней до того я пригласил князя на обед в день рождения английского короля, в то время, как он размышлял, не просить ли ему о моем отозвании. В конце концов, он принял мое приглашение, и во время обеда наше маленькое недоразумение не было помянуто ни одним словом. Наоборот, мы наговорили друг другу комплиментов и обменялись изящными спичами, в которые, по выражению лорда Биконсфильда, "лесть подавалась лопатами".