Олег Болдырев - Николай Рерих. Запечатлевший тайну Страница 21

В 1904 году в семье Рерихов появится сын Святослав. Он также будет учиться в гимназии К.И. Мая, затем изучать архитектуру в Колумбийском университете в Нью-Йорке, учиться в аспирантуре Гарвардского университета. Будет руководителем культурно-просветительских учреждений, созданных Н.К. Рерихом в США, организует многочисленные выставки, будет изучать историю и культуру народов Запада и Востока и станет со временем выдающимся художником, коллекционером, общественным деятелем, до самого конца своих дней будет жить в Индии.

Сыновья Рерихов стали продолжателями дела всей жилиц своих выдающихся родителей, в разные годы возвратив на родину их философское и художественное наследие, знамение которого для будущей культуры России практически невозможно переоценить.

При всем новаторстве русских художников той поры работы Н.К. Рериха, возможно, были для публики самыми необычными, поскольку, во-первых, сочетали в себе элементы целого ряда относившихся к различным эпохам стилен: станковой живописи, театрально-декоративного, иконописного, фрескового, мозаичного; во-вторых, несли в себе глубокие познания историка, этнографа и археолога, и, в-третьих, были предельно эмоциональны, преимущественно возвышенно романтичны. Все вместе это поражало, и посетители выставок, не привыкшие к таким смелым творческим смешениям, просто не знали, как реагировать на такой синтетический подход. Понимавших масштаб мысли автора и искренне хваливших, как всегда это бывает, были лишь единицы. Завидующих таланту было значительно больше. Но Николай Константинович продолжал писать новые и новые работы.

Во время работы в Париже им были задуманы новые произведения на славянскую тематику и среди них "Облачные девы", "Ярило", "Скифы", "Татары пируют па телах русских при Калке". К 1901 году были закончены "Красные паруса", "Зловещие", "Заморские гости". В рассказе "По пути из варяг в греки" к последней картине автор создал красочное описание, объясняющее настроение, с которым работал над картиной. Незадолго до ее создания Н.К. Рерих совершил путешествие по "великому водному пути" до Новгорода. В стародавние времена этим же путем "плавали ладьи варяжские, Садко богатого гостя вольные струги, проплывала Новугородская рать на роковую Шелонскую битву".

"Плывут полунощные гости, — пишет Николай Константинович. — Светлой полосой тянется пологий берег Финского залива. Вода точно напиталась синевой ясного, весеннего неба; ветер рябит по ней, сгоняя матово-лиловатые полосы и круги. Стайка чаек спустилась на волны, беспечно на них закачалась и лишь под самым килем передней ладьи сверкнула крыльями — всполошило их мирную жизнь что-то малознакомое, невиданное. Новая струя пробивается по стоячей воде, бежит она в вековую славянскую жизнь, пройдет через леса и болота, перекатится широким полем, подымет роды славянские — увидят они редких, незнакомых гостей, подивуются они на их строй боевой, на их заморский обычай.

Длинным рядом идут ладьи; яркая раскраска горит на солнце. Лихо завернулись носовые борта, завершившись высоким, стройным носом-драконом. Полосы красные, зеленые, желтые и синие наведены вдоль ладьи. У дракона пасть красная, горло синее, а грива и перья зеленые. На килевом бревне пустого места не видно — все резное: крестики, точки, кружки, переплетаясь, дают самый сложный узор. Другие части ладьи тоже резьбой изукрашены; с любовью отделаны все мелочи, изумляешься им теперь в музеях и, тщетно стараясь оторваться от теперешней практической жизни, робко пробуешь воспроизвести их — в большинстве случаев совершенно неудачно, потому что, полные кичливого, холодного изучения, мы не даем себе труда постичь дух современной этим предметам искусства эпохи, полюбить ее — славную, полную дикого простора и воли".

И в других работах того же периода художник старался передать свое ощущение древней жизни и сделать это сильно и ярко, не прибегая к драматизации или к умилению перед стариною; увидеть и воплотить "романтизм без идиллии". В "Идолах" ему удалось создать лаконичный образ, воплощавший торжественную суровость жизни и почитание нематериальных начал, по мнению автора, свойственных тем отдаленным временам. Откуда-то сверху, как бы в полете, изображено древнее славянское капище с изгородью из заостренных бревен, расположенных кольцом. На них черепа жертвенных животных. Внутри капища помещен большой деревянный идол и несколько меньших рядом, они — хранители этого места. К ним проститься пришел старый седой жрец. Он глядит в сторону реки, которая протекает тут же невдалеке. Река течет, как и текла много лет до него, она будет течь и тогда, когда старика не будет в живых и он выйдет из течения жизни. Грядущее не пугает его, ибо он познал закон жизни и принял его, хотя ему и придется оставить все, что он любил на земле. Закон будет совершаться неизменно, и внутри капища, и вне его, и везде.

Древняя старина интересовала художника и сама по себе, и в свете возможности выразить высокий духовный идеал, живший в его душе. Синтез получился убедительным и воспринимается ныне как реальный исторический образ, неизгладимый отпечаток давно минувшей эпохи. Размышляя над ее достоинствами, художник призывает: "Народ должен навсегда духовно оборониться от пошлости и дикости, должен из обломков и из самородков, с любовью найденных, слагать Кремль великой свободы, высокой красоты и глубокого знания".

Глубокие и трагические предчувствия были выражены в картине "Зловещие", изображавшей крупным планом черных страшных воронов, ждущих своего часа. Первоначальный замысел состоял в написании работы "Вещие", но нагнетения в общественной жизни, студенческие волнения, политические убийства заставили художника изменить его, передав настроения устрашающей тревоги и напряжения. Еще одно провозвестие скорых грозных событий.

К тому же настроению отсылает и написанная годом ранее картина "Волки", созданная под впечатлением от одноименной баллады Алексея Константиновича Толстого, любимого поэта Николая Константиновича.

Когда в селах пустеет,Смолкнут песни селянИ седой забелеетНад болотом туман,Из лесов тихомолкомПо полям волк за волкомОтправляются все на добычу.

Семь волков идут смело.Впереди их идетВолк осьмой, шерсти белой,А таинственный ходЗавершает девятый;С окровавленной пятойОн за ними идет и хромает.

Их ничто не пугает:На село ли им путь,Пес на них и не лает,А мужик и дохнуть,Видя их, не посмеет,Он от страху бледнеетИ читает тихонько молитву.

Волки церковь обходятОсторожно кругом,В двор поповский заходятИ шевелят хвостом,Близ корчмы водят ухомИ внимают всем слухом:Не ведутся ль там грешные речи?Их глаза словно свечи,Зубы шила острей.Ты тринадцать картечейКозьей шерстью забейИ стреляй по ним смело!Прежде рухнет волк белый,А за ним упадут и другие.

На селе ж, когда спящихВсех разбудит петух,Ты увидишь лежащихДевять мертвых старух:Впереди их седая,Позади их хромая,Все в крови… с памп сила господня!

Пророческой стала и следующая крупная работа "Город строят" (1902), приобретенная впоследствии Третьяковской галереей. В ней была выражена идея всеобщего строительства, строительства на всех планах бытия: ни суровости, ни трагизма, только общая работа ради единой цели — построить город. Да, будут "зловещие" где-то рядом, но и город, город труда и красоты, будет построен — достаточно одного взгляда на картину, чтобы понять это.