Георгий Фёдоров - Брусчатка Страница 21

Но в 1952 году все это было еще "в зачатке". Мы поддерживали отношения и даже бывали в гостях друг у друга. Как-то за ужином у него дома, Рыбаков мне сказал:

— Георгий Борисович! У Вас в экспедиции слишком много евреев и полуевреев. Вам надо от них избавиться.

Я опешил. Если бы этот разговор происходил в Институте, я бы нашел что ему ответить. Но я сидел у него дома, ужинал за его столом…

— Я ведь подбираю людей в экспедицию по тому, какие они люди и работники, а не по национальностям, — промямлил я.

— Придется вам учитывать и этот фактор, — непреклонно сказал Рыбаков. Но к этому моменту я уже пришел в себя.

— Как мне воспринимать Ваши слова, как приказ или как дружеский совет? — осведомился я.

— А как вам легче?

— Конечно, как приказ.

— Ну, вот и воспринимайте как приказ.

— Тогда, будьте любезны, — в письменной форме, по всем правилам: дата, номер, параграф, подпись.

— Не буду я ничего писать, — позеленев, зарычал Рыбаков.

— А я устных приказов не выполняю.

— Смотрите, пожалеете.

— Посмотрим.

Кажется, это был мой последний визит в его дом. Однако санкции против меня толком «развернуть» не успели. Через несколько месяцев, 5 марта 1953 года, произошла, как выразился придворный писатель Константин Симонов, "великая утрата" — Сталин "дал дуба", а вслед за тем, 4 апреля, появилось Сообщение МВД, реабилитировавшее врачей-евреев, этих якобы "убийц в белых халатах". В «Сообщении» осуждалась национальная рознь и люди, ее возбуждающие; так что явным антисемитам пришлось временно прикусить языки…

Впрочем, дирекция и секретарь партбюро все-таки изыскали способы и средства, чтобы хотя бы частично рассчитаться со мной. Но об этом — позже…

…Вечером того бурного дня, который начался в кабинете директора Института археологии по поводу моего друга Миши Рабиновича, мы с женой на квартире Татьяны Сергеевны пили чай в "чайной комнате" Кроме нас, в чаепитии принимали участие мать Татьяны Сергеевны, какая-то необыкновенно умиротворенная старушка, похожая на персонаж из сказок братьев Гримм, и ее муж, главный художник Московского Художественного театра Иван Яковлевич Гремиславский, сын гримера Гремиславского — одного из ближайших и многолетних соратников Станиславского и Немировича-Данченко. Иван Яковлевич — безупречно воспитанный, интеллигентный — как пришел в неописуемый восторг, когда впервые увидел свою будущую красавицу жену, так и пребывал в этом состоянии до конца жизни. И в тот вечер то и дело он бросал восхищенные взгляды на Татьяну Сергеевну, и во взглядах этих, помимо любви и нежности, можно было заметить и любование художника такой прекрасной натурой или моделью.

Квартира Гремиславского-Пассеков находилась в большом, заселенном актерами и другим театральным людом, дом на улице Немировича-Данченко (бывшем Большом Козихинском переулке), выходящем на Тверскую улицу и прославленном в студенческой песне одной из самых распространенных еще с дореволюционных времен:

Есть в Москве на Тверской переулок такой,Он Козихой Большой называется.От зари до зари, лишь зажгут фонари,Там студенты толпою шатаются…

В этом доме жили Сергей Образцов и другие знаменитости. Каждая квартира была своеобразной, содержала множество ценностей и произведений искусства. И все же, полагаю, эта квартира выделялась из всех. В громадной светлой комнате — гостиной, столовой и кабинете Татьяны Сергеевны (одна мастерская Ивана Яковлевича располагалась на верхнем этаже этого же дома, другая в здании театра), в горнице Веры Сергеевны, в узкой и длинной чайной комнате (в этой семье чаепитие было своего рода священнодействием, которым распоряжался Иван Яковлевич, большой знаток и любитель сего напитка), в спальне супругов, даже в подсобной комнате, на стенах висели великолепные картины известнейших художников, стенды с удивительными историческими реликвиями, на полу и на столах стояли скульптуры и муляжи и т. д. В то же время квартира была не загроможденной, очень просторной и какой-то радостной. Я очень любил в ней бывать и делал это по несколько раз в месяц.

Воспользуюсь случаем, чтобы немного рассказать об удивительном роде Татьяны Сергеевны. Ее бабушка по матери (мать Веры Сергеевны) была известной детской писательницей и общественной деятельницей второй половины XIX века. Ее псевдоним — Надежда Толиверова — составлен из имен ее детей — сына Толи и дочери Веры. Необыкновенная жизнь и судьба ее описаны в книге «Воспоминания» писателя Ал. Алтаева. Писательницей она была хорошей, но куда большую известность получила как борец против всякого деспотизма. Эта борьба привела ее в ряды соратников Джузеппе Гарибальди, сражавшегося за объединение Италии и за освобождение ее от Австро-Венгерской империи. Невероятно красивая, обаятельная, талантливая, безумно смелая, она очень скоро стала другом Гарибальди и одним из самых популярных его сподвижников, вместе с ним принимала участие в знаменитом гарибальдийском "походе на Рим". Когда же Гарибальди был арестован, заточен в одной из камер замка Святого Ангела в Риме и ждал казни, Толиверова проникла к нему в камеру под видом его невесты, пришедшей на прощальное свидание. По ее настойчивой просьбе Гарибальди переоделся в ее наряд и, благополучно выбравшись из замка, снова возглавил национально-освободительную борьбу своего народа. Галантные итальянцы не сделали Толиверовой ничего плохого — тем более, что даже среди тюремщиков было много тайных сторонников Гарибальди. А он на память о совместной борьбе, подарил ей свою красную рубашку, и с тех пор она хранилась в семье. Нужно сказать, что с разрешения Татьяны Сергеевны я несколько раз примерял эту рубашку — ничего, подходяще. Да, если бы дело было только в рубашке. А еще от этой знаменитой бабушки сохранился ее портрет в полный рост работы Верещагина. Портрет этот висел в передней квартиры Гремиславских-Пассеков и, думаю, нет человека, который, попав в эту квартиру, не обратил бы на него внимания.

Когда в начале 60-х годов мне довелось побывать в Италии с несколькими товарищами по институту, во время осмотра Пантеона пояснения нам давал один наш итальянский коллега. Так вот, показывая на гробницу первого короля объединенной Италии Виктора-Эммануила, он, к удивлению некоторых из моих товарищей, сказал, что дорогу к престолу королю проложил именно Гарибальди. Это совершенно не вязалось с нашей официальной историографией, представлявшей Гарибальди едва ли не как последовательного марксиста…

Еще более знаменитым был род Татьяны Сергеевны со стороны отца.