Путешествие парижанки в Лхасу - Давид-Ниэль Александра Страница 22

По-прежнему стояла чудесная погода, и, как ни странно, ночи не были по-настоящему холодными, хотя лужи и ручейки замерзли.

Странные отблески скрытых костров, которые возбудили у нас такое любопытство в лесах Ха-Карпо, вновь засияли в темных закоулках этого природного парка. Они сделались столь привычной частью ночного пейзажа, что мы перестали обращать на них внимание, чем бы ни было вызвано это явление: лунными лучами или ми ма йин, как утверждал Йонгден.

Теперь нам ежедневно встречались группы паломников, направлявшихся к Ха-Карпо. Деревни были расположены довольно близко друг от друга, и мы могли бы ночевать под крышей, если бы захотели, но я предпочитала спать под деревьями, в тишине и покое.

Видимо, в долине водились дикие животные. Однажды вечером, когда я бодрствовала, несмотря на довольно поздний час, неподалеку от нас пробежал волк. Он также разглядел путников, лежавших на сухих листьях, при свете луны, но не проявил по отношению к нам ни малейшего любопытства и отправился дальше.

В другой раз, когда мы шли глубокой ночью, а затем сделали привал между скал возле моста, перекинутого через широкую реку, большой серый волк спустился по тропе, направляясь в нашу сторону. Он удостоил нас мимолетным взглядом, а затем продолжил свой путь с безучастным видом.

Другие животные этого вида не попадались мне в здешних краях, в то время как в ходе моих странствий по просторам Северного Тибета волки, напротив, встречались довольно часто и бродили стаями возле моего лагеря.

Забавный случай приключился со мной в одном из селений, расположенном в долине Наг. Как я уже упоминала, я использовала тушь для окраски своих волос в черный цвет. Иногда я вынимала влажную кисточку для туши, чтобы ее просушить, и мои пальцы, разумеется, становились черными.

Никто не обращал на это внимания, ибо избранный мной образ старой нищенки предполагал как можно более грязную кожу, и я часто натирала руки и лицо жирной сажей, взятой со дна нашего котелка, чтобы уподобиться местным крестьянкам[69]. И все же как-то раз…

В тот день я распевала псалмы у дверей домов, по обычаю неимущих паломников. Одна добрая женщина пригласила нас с Йонгденом к себе и дала нам поесть. Трапеза состояла из кислого молока и тсампа. Как водится, сперва в деревянную миску, которую всякий тибетец всегда носит с собой, наливают молоко, а затем кладут туда тсампа и перемешивают все пальцами. Забыв о процедуре, проделанной несколькими часами раньше, я решительно окунула пальцы в миску и принялась крошить лепешки. Что же при этом произошло? Молоко помутнело, и на его поверхности появились черные разводы… Наконец до меня дошло, что с моих пальцев сходит краска. Если бы я могла выплеснуть содержимое своей миски! Но об этом нечего и думать: нищие не проливают полученного угощения. Что же делать?.. Йонгден, бросив на меня беглый взгляд, догадался о моем бедственном положении. Ситуация приняла серьезный оборот, какой бы комичной она ни выглядела со стороны: мои пальцы, от которых чернеет белая каша, могут вызвать расспросы и выдать меня. Мой юный спутник недолго пребывал в замешательстве и быстро нашел очень простой выход.

— Глотайте! — прошептал он.

Я попыталась. Какой отвратительный вкус!.. Сделать новый глоток казалось невыносимым.

— Глотайте!.. Глотайте же скорее! — повторил Йонгден повелительным тоном. — Сюда идет немо[70].

Я закрыла глаза и… проглотила.

Мы поднимались поливной долине в направлении монастыря Дайюл[71], следуя через деревни и леса, леса и деревни. Хотя мои предыдущие встречи с пёнпо закончились благополучно, у меня не было ни малейшего желания вновь подвергаться подобным случайностям. Зная, что в Дайюле обосновался еще один чиновник, я решила миновать монастырь ночью.

На первый взгляд это казалось просто, однако из-за того, что мы плохо ориентировались в этой местности — на дороге не было километровых столбов — и приходилось идти через лес, где уменьшался обзор, было довольно трудно оценить расстояние, которое следует преодолеть, и рассчитать время таким образом, чтобы добраться до монастыря в назначенный час.

Утром крестьяне сказали нам:

— Вы дойдете до Дайюла сегодня.

Что за расплывчатое разъяснение! Нужно ли нам шагать быстро или идти не спеша, чтобы достичь цели засветло? Мы не могли этого понять.

Опасаясь выйти из леса к монастырю до наступления темноты, мы провели часть дня под деревьями у реки, где ели, пили и размышляли. В итоге это безделье закончилось довольно плачевно. Мы находились гораздо дальше от Дайюла, чем предполагали, и прошли большое расстояние, не обнаружив ни малейших признаков монастыря. Мы с опаской продвигались по райской безлюдной долине, казавшейся в темноте еще более романтичной, силясь разглядеть на противоположном берегу реки, где, как мы знали, возведен монастырь, очертания построек. Все больше крепла уверенность, что из-за долгого дневного отдыха наш план рухнул и мы доберемся до Дайюла лишь после восхода солнца. Время шло, и мое беспокойство все возрастало.

Я энергично шагала впереди; внезапно тропа расширилась и вывела нас из леса; я увидела что-то белое, напоминавшее стены. Пройдя еще несколько шагов, мы подошли к мендонгам, разделенным шёртенами. Высокие хоругви образовали длинный ряд, словно несли безмолвную вахту вокруг этих сооружений: зрелище было поистине впечатляющим в темноте.

Мы по-прежнему не могли разглядеть каких-либо жилых строений на другом берегу реки, но мендонги и шёртены свидетельствовали о том, что мы находимся напротив монастыря. Я была слишком хорошо знакома с традициями Тибета, чтобы этого не понять. К тому же немного дальше показался большой мост, о котором мы слышали, и у нас не осталось ни малейших сомнений: мы находимся возле Дайюла.

Теперь следовало как можно быстрее удалиться от монастыря. Казалось, что нет ничего проще, но тут, как назло, поднялся встречный ветер, и ночь едва не закончилась трагически.

Прежде всего тропа, по которой мы следовали, с тех пор как вступили в долину Наг, резко обрывалась у скал возле второго моста, о существовании которого нам никто не рассказал. При входе на мост виднелась стена с проделанным в ней отверстием для двери.

Другого пути не было, и мы прошли по мосту. Он привел нас к дому, заслоненному большими деревьями; разлившаяся под окнами дома река текла по каменистому руслу.

Этот дом, затаившийся в темноте, пугал нас, несмотря на свои закрытые ставни; нам следовало быстро и бесшумно миновать его, но, к сожалению, камни, попадавшие нам под ноги, громко стучали, отлетая в сторону.

Несколько минут спустя я убедилась, что мы сбились с пути. Мне еще не приходилось видеть, чтобы хорошо заметная тропа неожиданно превратилась в столь опасный проход. Я подумала, что мы оказались на дороге, ведущей на какую-то мельницу, и нам следует вернуться назад.

Я пыталась как можно точнее вспомнить все, что знала о топографии этой местности. Дорога, которая начиналась в Дайюле и вела в Дова, меня не интересовала. Главный путь к Тсава-Тинто, на который я надеялась выйти, пролегал по левому берегу Наг-Чу. Другие тропы вели к той же деревне по правому берегу. Значит, был выбор, как говорили мне крестьяне, стоит переходить через реку или нет; я решила остаться на левом берегу, чтобы не приближаться к монастырю, и поэтому сбилась с пути.

С этими мыслями я повернула обратно, и Йонгден последовал за мной. Мы уже подходили к краю моста, как вдруг послышался какой-то шум. Что это за шум? Кто его производил? Люди, животные или духи? Мы не стали мешкать, чтобы это выяснить. Шум означал возможную опасность, единственную и главную опасность, которой мы старались избежать, чтобы остаться незамеченными на пути в Лхасу. Мы инстинктивно бросились в распахнутую дверь, замеченную чуть раньше, и, замерев, распластались в самом темном закоулке огороженного участка, а через минуту, когда шум затих, решились оглядеться вокруг. О ужас!.. Мы находились во дворе дома, низкая дверь которого виднелась в двух шагах от нас. Вероятно, там спали люди, которые могли проснуться и выйти во двор, либо собака должна была почуять наше присутствие и залаять… Мы выбежали из своего опасного укрытия так же стремительно, как вошли туда, и вновь оказались на той же самой тропе.