Александр Бондаренко - Денис Давыдов Страница 22

Борис Антонович Четвертинский был родным братом знаменитой Марии Антоновны, фаворитки Александра I, и этим обстоятельством — точнее, своим двусмысленным положением, весьма тяготился. В 1803 году, девятнадцати лет от роду, он вышел в отставку в чине полковника лейб-гвардии Преображенского полка, но с началом Наполеоновских войн поступил в лейб-гусары, дрался отважно — начиная с Аустерлица, заслужил несколько орденов, но летом 1813 года уволился из армии вчистую. Только в 1835 году, при Николае I, он возвратился ко двору в должности шталмейстера{47}. Если бы не отношения императора с его сестрой, он мог бы достигнуть гораздо большего. Впрочем, еще большего он мог достигнуть, если бы одобрял подобные отношения. Его зятя, Дмитрия Львовича Нарышкина, все вполне устраивало, а потому он был обер-егермейстером, кавалером всех высших российских орденов и обладателем двадцати пяти тысяч душ… Вот, кстати, разница между людьми военными и штатскими.

Что именно связывало князя Четвертинского и Дениса Давыдова, сказать сложно, однако — дружили, и князь не раз помогал нашему герою…

Итак, менее чем через два года Давыдов возвратился в гвардию. Вернулся он другим человеком — но ведь и гвардия теперь была уже совсем не та.

«Положение мое относительно к товарищам было истинно нестерпимое, — искренне признавался Денис. — Оставя гвардию, не слыхавшую еще боевого выстрела, я провел два года в полку, который не был в деле, и поступил обратно в ту же гвардию, которая пришла из-под Аустерлица. От меня еще пахло молоком, от нее несло жженым порохом. Я говорил о рвении моем; мне показывали раны, всегда для меня завидные, или ордена, меня льстившие. Не раз вздох ропота на судьбу мою заструил чашу радости»[95].

Так, с ироничным снисхождением к самому себе, писал генерал-лейтенант Денис Васильевич Давыдов, портрет которого был помещен в Военной галерее Зимнего дворца, а литографированные и лубочные изображения — то в армяке и с бородой, то в гусарском мундире с орденами — украшали чуть ли не каждую крестьянскую избу… Но так ли было в далеком 1806 году?

По воле рока героями первой войны с Наполеоном стали отнюдь не лихие армейские гусары, в рядах которых служил Давыдов, но «паркетные» петербуржские гвардейцы. Первыми среди отважных оказались кавалергарды — боевое крещение полка в сражении при Аустерлице стало подвигом, который не только вошел в историю, но и оставил след в отечественной литературе. Вот как граф Лев Николаевич Толстой описал его в романе «Война и мир» — глазами гусара Павлоградского полка Николая Ростова:

«Не успел он проехать несколько сот шагов после этого, как влево от него, наперерез ему, показалась на всем протяжении поля огромная масса кавалеристов на вороных лошадях, в белых блестящих мундирах, которые рысью шли прямо на него… Ростову все слышнее и слышнее становился их топот и бряцание их оружия и виднее становились их лошади, фигуры и даже лица. Это были наши кавалергарды, шедшие в атаку на французскую кавалерию, подвигавшуюся им навстречу…

Это была та блестящая атака кавалергардов, которой удивлялись сами французы. Ростову страшно было слышать потом, что из всей этой массы огромных красавцев людей, из всех этих блестящих, на тысячных лошадях, богачей, юношей, офицеров и юнкеров, проскакавших мимо его, после атаки осталось только осьмнадцать человек»[96].

Признаем, что краски здесь несколько сгущены: в Кавалергардском полку умерли от ран два офицера, ранены были четыре, а семеро — ранены и взяты в плен; также были убиты, умерли от ран и пропали без вести 154 нижних чина, а 72 — ранены.

Так как в 1804 году полк был увеличен до пятиэскадронного состава, а вскоре был добавлен еще и запасной эскадрон, то 28 октября 1805 года в нем было налицо 804 палаша — и при Аустерлице Кавалергардский полк потерял треть своего состава. Под оставшимися «осьмнадцатью человеками» граф Толстой, очевидно, имел в виду уцелевших в 4-м эскадроне полковника князя Репнина, но и это представляется сомнительным, тем более что данных о погибших по эскадронам нет, а раненых нижних чинов у Репнина было 26 человек…

Думается, что прежние полковые товарищи не раз пересказывали возвратившемуся из «ссылки» Денису подробности Аустерлицкого боя. Они вспоминали о том, как полк, оставленный в резерве вместе с большинством гвардейских частей, готовился к царскому смотру и торжественной встрече победителей, но вдруг было получено приказание цесаревича Константина, командовавшего гвардией, срочно прибыть к полю боя. Незамедлительно выполнив приказ, кавалергарды «увидели весь горизонт, покрытый боем».

«Выручайте пехоту!» — приказал Константин Павлович, встретивший полк у переправы через Раузницкий ручей.

«Поднявшись на берег, кавалергарды увидели перед собою семеновцев, окруженных кавалерией, отбивающих у нее свои знамена. Кругом, ни вправо, ни влево, не видно было русских частей войск, видны были лишь кучки бегущих, а общим фоном этой картины служила почти сплошная стена французской пехоты»[97].

Три первых эскадрона кавалергардов развернулись вправо, атаковали и отбросили неприятельскую пехоту, тем самым позволив преображенцам и пешей артиллерии отойти за ручей; 4-й и 5-й эскадроны ударили на французскую кавалерию, смяв и обратив в бегство ее первую линию, затем были окружены многократно превосходящим противником и отступили. Но даже понесший ощутимые потери полк не был расстроен и не бежал. Перейдя через ручей, кавалергарды построились на левом его берегу, и французы не решились атаковать эту все еще грозную силу…

Атака кавалергардов, которые отвлекли на себя вражескую кавалерию и тем самым спасли от гибели пешую гвардию, а ее знамена — от поругания, была коллективным подвигом, состоявшим из многих блистательных героических поступков.

За Аустерлиц шеф Кавалергардского полка генерал-лейтенант Федор Петрович Уваров и полковой командир генерал-майор Николай Иванович Депрерадович были награждены орденами Святого Георгия III класса, эскадронный командир полковник князь Николай Григорьевич Репнин — орденом Святого Георгия IV класса. Отличились и многие ровесники Давыдова, вследствие чего штабс-ротмистр Василий Левашов был отмечен орденом Святой Анны 3-й степени, поручик Александр Чернышев — орденом Святого Владимира 4-й степени с бантом; поручики Федор Уваров и Иван Храповицкий, корнеты Алексей Прокудин и Павел Римский-Корсаков — «аннинскими крестами» на шпаги, что позже стало именоваться 4-й степенью ордена Святой Анны. Это далеко не все награжденные: император Александр I на ордена и золотые шпаги тогда не поскупился.