Яков Нерсесов - Русские генералы 1812 года Страница 22

Между прочим , кто-то из мужчин в подобных ситуациях снимает стресс алкоголем, а кое-кто с помощью дам приятных во всех отношениях. Под старость Ермолов философски признавал, что у него было много приятных минут, которые ему доставили местные красавицы. В послевоенных письмах М. С. Воронцову с Кавказа Ермолов писал, что именно тогда собирался жениться, но так как был крайне беден, не мог позволить себе завести семью. Одна из возлюбленных повсюду следовала за ним, и хотя, как признавался он, «было мне горько и обидно, я от нее отстал».

На царском смотре рота Ермолова произвела наилучшее впечатление на молодого императора – ее он изучал почти полтора часа, тогда как остальным уделил не более 15 минут. Александр I вступил в долгий разговор с Алексеем Петровичем, но дальше беседы дело не пошло – бывший узник Петропавловки так и остался подполковником. Было от чего захандрить…

Более того, несмотря на прилежную службу, Ермолов имел несчастье не понравиться всесильному инспектору всей артиллерии, графу, генералу А. А. Аракчееву. При проверке роты во время смотра в Вильно тот измучил придирками солдат и офицеров, только что вернувшихся в город после утомительного марша по колено в грязи. Когда же в конце смотра Аракчеев загнал его конную роту на ближайшую высоту с целью проверить, как скоро она займет позицию и будет готова к бою, то Ермолов отрапортовал, что его упряжки слишком утомлены и не могут перемещаться быстрее. Аракчеев выразил административное порицание, сочтя лошадей негодными. Самолюбивый Ермолов резко ответил: «Жаль, ваше сиятельство, что репутация офицера слишком часто зависит от скотов». Афоризм очень быстро разнесся в офицерской среде и принес автору немалую славу. А вот Аракчеев долго не мог забыть такого сарказма и при любой возможности вставлял палки в колеса. «Ермолов был неуступчив и шероховат в сношениях с высшими сановниками, – замечал один из современников, – резко писал и еще резче говорил им свои убеждения, шедшие нередко вразрез с петербургскими взглядами, а сарказмы его, на которые он не скупился, задевали за живое многих сильных мира сего». Сам Алексей Петрович признавал: «Мне остается или выйти в отставку, или ожидать войны, чтобы с конца своей шпаги добыть себе все мною потерянное». Ожидание войны оказалось недолгим.

Новый старт ермоловской карьеры почти совпал с началом Наполеоновских войн, в которых российская империя приняла активное участие. В них герою удалось проявить не только исключительную храбрость и недюжинную энергию, но и выдающиеся способности артиллерийского начальника. Казалось, Фортуна повернулась к Ермолову лицом. Ему удалось поближе познакомиться с главнокомандующим М. И. Кутузовым, и тот, приятно удивленный образцовым содержанием ермоловской конной батареи, а также его опытом войны с французами в Италии, пообещал не забыть бравого подполковника. К сожалению, война 1805 г. не задалась для России! Наш герой был хорош в тяжелом арьергардном бою под Амштед-теном, когда, вовремя заняв господствующую высоту, очень умело поддержал штыковую контратаку Милорадовича огнем своей «быстроконной» батареи. Под Аустерлицем, действуя в составе дивизии генерал-адъютанта Ф. П. Уварова, Ермолов до последнего прикрывал своей 36-пушечной конной батареей отход русской армии. Часть его пушек вместе с самим Алексеем Петровичем попала на несколько минут в плен к французской кавалерии Мюрата, но вскоре была отбита Елисаветградским гусарским полком.

За свои отважные и умелые действия Ермолов получил орден Св. Анны 2-й степени.

Между прочим, орден Св. Анны был учрежден в 1735 г. герцогом Голштин-Готторпским Карлом Фридрихом в намять скончавшейся супруги Анны Петровны, обожаемой дочери Петра Великого. При ее сыне, Петре III, орден вошел в число российских.

Но только Павел I начал награждать им более или менее широко.

В эпоху Наполеоновских войн низшую, 3-ю степень давали только за военные заслуги. 2-я и 1-я могли быть наградой за гражданские дела. Св. Анной 1-й степени за исключением редчайших случаев, среди военных награждались только генералы. Всего за войну 1812 г. этого ордена были удостоены 224 генерала и 1 полковник, вскоре ставший генерал-майором. Любопытно, но его получил и швейцарец барон Генрих Жомини, прежде служивший начальником штаба у наполеоновского маршала Нея, а в пору неудач Наполеона, в начале 1813 г., перешедший на сторону российского императора. Став у Александра I генерал-лейтенантом и генерал-адъютантом, много знавший о наполеоновской тактике и стратегии Жомини за дальновидные советы при Кульме и Лейпциге оказался награжден низшим из достойных его генеральского чина орденом – «первостепенной» Анной.

С чинами у Ермолова дело обстояло еще хуже, чем с орденами. Сам он винил Аракчеева, который «придерживал» карьерный рост строптивца. В полковники Алексея Петровича произвели лишь в 1806 г. Позднее «проконсул Кавказа» любил повторять молодым амбициозным кавалеристам-офицерам: «А я, батеньки, в одном чине проходил девять лет!»

В войне с Наполеоном 1806—1807 гг. Ермолов не раз проявлял столь присущие ему смекалку, храбрость и решительность, командуя 7-й артиллерийской бригадой. Сначала у него было жаркое дело под Голымином. Затем, прикрывая отход корпуса Ф. Ф. Буксгевдена по узкому и длинному мосту у Макова, он своими 40 пушками очень вовремя зажег два квартала города и не пустил французов к арьергарду. Столь же эффективен был его орудийный арьергард и под Морунгеном, где Ермолов потерял лишь одно орудие. Под Вольфсдорфом его артиллерия «весь день была в ужасном огне» и на выручку ему пришли наши гусары заменившие щербатых упряжных лошадей. Столь же непросто пришлось ему, когда он прикрывал отход егерей Багратиона от Ландсберга к Прейсиш-Эйлау. Если верить мемуарам Алексея Петровича, то четыре полка русских егерей, нашедшие по дороге разбросанные бочки с вином, на сильном морозе попросту перепились, и если бы не картечные залпы почти в упор пушечной конной батареи Ермолова, то им пришлось бы очень туго! И все же, хоть и не без потерь, солдаты Багратиона успели подтянуться к Прейсиш-Эйлау, где вскоре развернулась невиданная доселе мясорубка, причем в основном с применением холодного оружия – штыков, сабель и палашей. Но и наш герой сумел внести свою «огненную» лепту в исход этого побоища.

На эйлауском поле конная артиллерия Ермолова стояла на правом фланге генерал-лейтенанта Н. А. Тучкова, где замерзшие болотца и ручьи хоть как-то прикрывали русские позиции с фронта и затрудняли неприятелю маневрирование кавалерией и тем более его столь эффективной тяжелой артиллерией. Канониры Алексея Петровича приняли активное участие в артподготовке, продолжавшейся не менее трех часов кряду. А дальше они почти полдня простояли без дела: неприятель не очень-то лез на рожон через болотистую равнину. Поначалу основные события развернулись в центре, у генерал-лейтенанта барона Фабиана Вильгельмовича фон дер Остен-Сакена, где под прикрытием снежной пурги 70-пушечная батарея русских в кроткий срок превратила целый корпус маршала Ожеро в свежий «фарш», а его командующий с тяжелым ранением вышел из строя. Затем 4—6 тыс. гренадер Дохтурова чуть не проломили вражеский центр! Наполеона спас маршал Мюрат своей легендарной кавалерийской атакой, когда вся французская кавалерия – 11 с лишним тысяч кавалеристов – рассекла русский центр, и на поле боя восстановилось хрупкое равновесие. Потери, понесенные противниками, ужаснули даже Ермолова, который наблюдал за ходом боя с правого фланга. Но затем к Эйлау подошел мощный корпус французского «железного маршала» Даву, и левому крылу русских под началом Остермана-Толстого пришлось очень туго: его фланг вынужденно «загнулся» под углом почти 90 градусов к центру. Не спас положения и ввод в дело резервной дивизии генерала H. М. Каменского-младшего. Назревала катастрофа! Главнокомандующий Л. Л. Беннигсен лично отправился поторопить прусский корпус Лестока, усиленный русским Выборгским пехотным полком и двумя казачьими полками, шедший от Альтгофа к Эйлау на помощь русским. На Лестока наседал корпус Нея, с трудом сдерживаемый арьергардом. На подход пруссаков нужно было время, а Даву решил не дать его неприятелю и ломил что было сил, введя в бой две из трех своих образцовых дивизий: Гюденна и Морана. Французы захватили господствующие над самым левым флангом высоты и уже принялись поливать картечью истекающие кровью полки Остермана-Толстого.