Михаил Каратеев - По следам конквистадоров Страница 22

На осмотр более отдаленных участков уже надо было выезжать верхом, а так как своих лошадей еще ни у кого не было и приходилось пользоваться чужими, на эти разведки обычно отправлялись генерал Беляев, Керманов и я, а если удавалось достать лишних коней, нас сопровождал еще кто-нибудь.

За неделю мы изъездили весь район, радиусом километров на двадцать и ничего подходящего не нашли. Ближе к Концепсиону и к берегу Парагвая всюду была близка подпочвенная вода, но земля никуда не годилась, это был почти чистый песок, а кое-где чернозем — явный признак того, что во время разливов эти места затопляются. В другую сторону тянулись леса и кампы — тут во многих местах почва казалась хорошей, но нигде не было заметно никаких признаков влаги.

Только в двух местах мы видели небольшие роднички воды, в которых едва хватало на самые элементарные потребности нескольких поселившихся тут парагвайских семейств. А однажды нашли очень хорошую опушку, на которой стояла одна-единственная заброшенная хибарка. Возле нее увидели мы очень глубокий, но совершенно пустой колодец, который видимо копали люди упорные и во что бы то ни стало желавшие здесь поселиться. Как нам после сказал один из окрестных жителей, они углубились в землю на сорок с лишним метров, но воды не нашли и отправились куда-то в другое место.

Помню во время одной из этих поездок мы довольно долго двигались по лесной просеке и почти неожиданно выехали на громадную — не меньше километра в диаметре — поляну. Окинув ее взглядом, я в первый момент опешил и не мог сообразить в чем дело: перед нами раскинулось нечто вроде города, выдержанного в строго готическом стиле. Оказалось, что вся поляна покрыта глиняными сооружениями муравьев, напоминающими обелиски, пирамиды и башни. Многие из них были выше головы всадника. Я попробовал ковырнуть один муравейник мачете, он не поддавался и был тверд как бетон.

Разумеется, в районе такого муравьиного города никакое человеческое поселение немыслимо: все посевы и посадки будут немедленно съедены. Впрочем, муравьи тут нигде и никого не оставляют в покое, а борьба с ними почти невозможна без затраты крупных средств, которыми крестьяне, понятно, не обладают.

В парагвайской провинции, где бы вы ни остановились, если с этого места вообще можно что-нибудь увидеть, муравейник, а чаще несколько, вы увидите непременно.

Однажды во время дальней верховой поездки я заночевал на очень уютно выглядевшей чакре. Вечером мы пили с хозяином терере возле его хижины, окруженной тенистым апельсиновым садиком, а утром, проснувшись, я не поверил глазам, все эти апельсиновые деревья стояли голыми, листья с них срезали нагрянувшие ночью муравьи-стригуны.

Позже я не раз наблюдал организацию таких налетов: часов в десять вечера, когда все уже спят, несметные полчища муравьев вливаются в сад. Часть их сейчас же взбирается на деревья и начинает срезать с них листья, перекусывая черенки; другая часть режет их внизу на небольшие кусочки, а третья, сплошным потоком, напоминающим зеленый ручеек, тащит эти кусочки в муравейник, иногда находящийся за добрый километр от сада.

Другой сорт здешних муравьев, более мелких, агрокультурой не интересуется, но такие же ночные набеги устраивает на жилые помещения. Тогда надо вскакивать с постелей и попроворней удирать. За ночь муравьи сожрут в доме все съестное, а заодно и все живое, т. е. тараканов, пауков и прочую пакость. К рассвету они уходят и хозяева получают возможность возвратиться в свое отлично вычищенное жилище. Насколько я заметил, парагвайские крестьяне такие санитарные нашествия даже любят.

Кроме этих двух особенно распространенных пород муравьев, есть тут и множество других, размерами от миллиметра до дюйма.

Итак, первый круг наших исследований дал мало утешительные результаты: стало вполне очевидно, что в относительной близости от Концепсиона мы ничего подходящего не найдем. Однако Корнелий Васильевич уверял, что неподалеку от его села и не далее чем в сорока километрах от города есть великолепные для поселения места, которые он может нам показать. С другой стороны и Бахак советовал обследовать хорошенько участок, расположенный примерно в тридцати верстах от города, на линии узкоколейной железной дороги, ведущей в глубину леса и предназначенной не столько для пассажиров, сколько для вывоза оттуда ценных пород дерева.

Чтобы не терять времени, было решено, что Керманов с двумя спутниками отправится на обследование этого участка, а я, с другими двумя — на осмотр района, предложенного менонитом.

На новоселье

Линия узкоколейки, идущая из Концепсиона в глубину лесов, по официальным данным проходила в пяти километрах от приобретенных нами участков. Может быть так оно и было «по птичьему полету», но на местности наш путь, идущий через девственную сельву, удлинялся почти вдвое.

Утром, едва рассвело, весь наш багаж и большую часть людей на волах перевезли из школы к железной дороге, погрузили в поезд и высадили в дремучем лесу, возле убогой лачужки, исполнявшей обязанности железнодорожной станции. Отсюда, — снова на волах, которые вместе с телегами, были заблаговременно наняты у окрестных жителей, — предстояло пробиваться через лес к месту нашего поселения. Когда-то тут существовала дорога, но по ней давно никто не ездил, она заросла матерым бурьяном выше человеческого роста и заплелась лианами, так что впереди телег должен был идти целый отряд «пехоты», топорами и мачете расчищая путь. В силу этого, выступив со станции часов в десять утра, только к вечеру наш караван добрался до цели.

Я к этому времени уже обзавелся верховым конем и потому не поехал поездом, а избрал иной, более длинный путь, проселочными дорогами через село Велен и Красную Кампу, но все же прибыл на место за несколько часов до других.

Тут уже находилось пять наших квартирьеров, выехавших на два дня раньше, чтобы организовать воловий транспорт и подготовить все, что нужно к приезду группы. Снисходя к моему вполне понятному любопытству, один из них тотчас вызвался показать мне наши новые владения.

В смысле эстетическом и они, и окружающая их местность производили приятное впечатление. Купленные нами чакры были расположены на пологом косогоре и их территория в совокупности представляла собой вырубленную в лесу подковообразную поляну, диаметром немного больше километра. Таким образом, с трех сторон ее окружал девственный лес, который на несколько километров в глубину, до самой железной дороги, тоже был отдан нам в качестве казенного надела. Он был до того густ, что тут не требовалось даже изгороди, ибо пробиться сквозь него было несравненно труднее, чем одолеть любое искусственное заграждение.