Семён Борисов - Баженов Страница 22

Возвратившись в Моокву, Баженов сообщил Новикову.

— Великий князь принял меня милостиво и книги взял. А о наших беседах я составлю подробный меморий и передам вам…

Прочитав эту бумагу, впоследствии сыгравшую роковую роль в разгроме масонского движения, Новиков и Гамалея испугались.

— Сжечь, сжечь. Баженов фантазирует, увлекается и ему кажутся небылицы…

Но бумагу не сожгли.

Баженову запретили рассказывать о своих беседах с Павлом, а бумагу эту переписали и копию ее отправили за границу.

«Архитекторская команда» продолжала существовать. Трудолюбивый Казаков строил особняки для московских дворян. Баженов на досуге сделал три проекта шатров над гробницами московских митрополитов. И мысль художника снова обнаружила тяготение к готическому стилю.

Материальные дела Баженова ухудшались. Он задумался над тем, не продать ли ему свой дом… Аграфена Лукинична, видя нужду, вздыхала, но ничего не говорила мужу. Часто он видел ее глаза заплаканными. У Баженова появился новый ученик — девятнадцатилетний Андрей Воронихин. Это был крепостной барона Строганова.

Крепостной…

Недавно крепостной архитектор графа Орлова А. Мышкин возвел в усадьбе беседку; она не понравилась барину. Несчастного архитектора послали на конюшню и засекли до смерти…

Но Воронихин был внебрачным сыном барона Александра Строганова и «крепостной девки Марфы Чироевой». За известную плату их сына усыновил дворовый Строгановых Никифор Воронихин. Детство Андрея прошло в Усолье, Пермской губернии, на солеварнях Строганова. На воспитание его было обращено особое внимание, его обучали грамоте, а когда мальчик обнаружил склонность к живописи, Андрея Воронихина, как «нарочито способного к наукам и искусствам», отдали в иконописную школу в Пыскарском монастыре. По отзывам близко знавших Воронихина, «последний имеет пристрастие к архитектурному делу». Повидимому, для показа Строганову был послан слепок Ильинского храма.

Воронихин, самолюбивый и гордый, чувствовал всю двойственность своего положения: по рождению он имел право на другую жизнь, но оставался бесправным рабом, которого можно продать, превратить в лакея, высечь на конюшне или послать в рудники… Уверенный в себе, он стремился силой таланта разбить оковы рабства и стать вольным человеком. Таким он и явился к Баженову учиться архитектурному мастерству. Воронихин показал Баженову свои рисунки и модели архитектурных памятников.

Баженов пришел в восторг и кричал:

— Учиться надо, учиться.

Воронихин, с его планами и моделями, напомнил Баженову его собственное детство, и мастер почувствовал к нему любовь. Баженов, как истинный художник, любивший искусство, был лишен зависти к соперникам; он радовался каждому новому мастеру, стараясь помочь и поддержать его, если чувствовал, что в душе человека горит пламя таланта…

В Воронихине Баженов предвидел нового крупного мастера, и не ошибся. Вскоре в лице Воронихина Баженов приобрел нового друга.

Старые друзья в это время поумирали. Кокоринов, его преподаватель, затравленный Бецким, покончил с собой. Максим Березовский, европейски известный композитор, чтобы не умереть с голоду, пел в петербургской капелле, подвергался насмешкам и порке; не выдержав такой жизни, он перерезал себе в кабаке горло. Первый русский драматург и бывший директор первого русского театра — Сумароков спился и умер в полной нищете…

Круг друзей редел, и Баженов все ближе сходился с масонами. Там, в тихих беседах, забывали о мирских тревогах, не хотели их знать.

Жизнь Баженова усложнялась. Чтобы избавить себя от нищеты, он решил продать свой дом на берегу Москва-реки, со всеми картинами и рисунками, сделанными им во Франции и Италии, свои московские архитектурные фантазии, и переехать на частную квартиру…

Готовясь к переезду на наемную квартиру, Аграфена Лукинична дала полную волю слезам. Тихие и счастливые дни с мужем и детьми провела она в покоях, которые стали чужими и невзрачными: мебель и картины были приготовлены к отправке. Казалось, что с вещами уйдут уют и тихое счастье семейной жизни. Но когда вернулся Василий Иванович, она встретила его ласковой и веселой улыбкой.

— Я устрою, что и там тебе хорошо, покойно будет.

Баженов ответил виноватой улыбкой. У жены от боли сжалось сердце: в уголках рта мужа не разглаживается горькая складка, взгляд стал тусклым, не то, что раньше, когда он сверкал изнутри отраженным пламенем.

Она поспешила прогнать тяжелые мысли.

— Право, Вася, хорошо будет, — Аграфена Лукинична пожала руку мужа.

Баженов отвернулся, чтобы скрыть слезы. Вместо того, чтобы строить для дворян и купцов особняки, что доходно и нехлопотно, он, получая маленькое жалованье, мечтал о грандиозных дворцах. И вот итог — продажа дома, картин, библиотеки…

ЦАРИЦЫНСКИЙ АНСАМБЛЬ

В один из наездов в Петербург Баженов узнал еще об одной утрате: умер Антон Павлович Лосенко, друг юности, с которым он жил в Париже и после встречался в петербургской Академии.

Когда зодчий спросил о причине смерти Лосенко, ему кратко, но выразительно ответили:

— Спился…

Скульптор Фальконе, создатель памятника Петру I, встречался с Лосенко в печальные дни его жизни и записал в дневнике: «Этот бедный, честный юноша, униженный, голодный, мечтавший поселиться где-нибудь вне Петербурга, приходил ко мне поговорить о своих несчастьях; потом он отдался пьянству с отчаяния и был далек от мысли о том, что ждет его после смерти: на его надгробном памятнике начертано, что он был великим человеком».

Баженов не считал Лосенко большим художником — он был несвободен от подражания, исправно копировал «антики», но дворянская публика считала его «славнейшим», и он был удостоен даже звания академика. Баженова трогала его судьба — этот славный малый, добрый и простодушный, вышел из крестьян, обучался живописи у крепостного художника Аргунова, и его неудачи в значительной мере объяснялись его «подлым» происхождением…

— Бедный Антон Павлович…

Воспоминания о веселых забавах в Париже на мансарде усилили у Баженова чувство грусти и одиночества… Ряды сверстников поредели; их раскидала жизнь — кого в могилу, кто исчез в пучине неизвестности, а немногих подняла на такие высокие ступени, с которых они уже не могли заметить «архитекта» Баженова.

В суетной жизни екатерининского Петербурга Баженов чувствовал себя лишним… Французский наблюдатель Массон в секретных записках о России характеризовал верхи петербургского общества так: «В общем ничто не было столь ничтожным, как вельможи в последние годы царствования Екатерины. Без знаний, без горизонта, без воспитания, без честности, они не имели даже того настоящего чувства чести, которое по отношению к настоящему является тем же, чем лицемерие по отношению к добродетели. Грубые, как паши, мздоимцы, как мытари, хищные, как лакеи, и продажные, как субретки комедии, они, можно сказать, были государственной сволочью. Их прихлебатели, их креатуры, их слуги, даже их родственники обогащались не на счет их великодушия, но на счет их прижимок, которые они совершали от их имени, и на счет торговли их влиятельным положением; впрочем их грабили самих, как они грабили корону. Услуги, которые им окаэывали, даже самые низменные, оплачивались государством. Часто их прислуга, их шуты, их музыканты, их частные секретари и гувернеры их детей получали свое жалованье из какой-нибудь государственной кассы, находившейся в их ведомстве. Некоторые старались найти человека с талантами и уважали человека с достоинствами, но ни тот, ни другой не составлял возле них состояния: они не давали — им ничего — меньше по скупости, чем по отсутствию благотворительности. Единственной дорогой, чтобы достичь их милости, было сделаться их шутом, и единственным средством извлечь из них пользу было превратиться в мошенника».