Тайная стража России. Очерки истории отечественных органов госбезопасности. Книга 6 - Коллектив авторов Страница 23

политбюро за принадлежность к черносотенной организации арестовало 13 человек и направило в Нижегородскую ГубЧК. В процессе расследования чекисты за давностью времени не смогли установить конкретных виновников и поэтому все арестованные были освобождены, а дело на них прекращено и сдано в архив. Эти факты особенно бросаются в глаза на фоне того, что антисоветские силы были крайне однозначны в проведении террора по отношению к большевикам и их сторонникам.

Важным моментом является оценка итогов карательной политики, проводимой органами ВЧК. По официальным данным, общее количество расстрелянных чекистами за 1918 г. – 6300 чел., за 7 месяцев 1919 г. – 2089, а за 1921 г. – 9701[171]. Между тем с этими данными был не согласен казанский историк А. Л. Литвин, который утверждал, что официальные цифры «не отражали реалий того времени»[172]. В качестве аргументации этой версии на основе архивных данных Управления ФСБ по Республике Татарстан делается подсчет 117 расстрелянных за 7 месяцев 1919 г. Казанской ГубЧК. С учетом действовавших в то время в Советской России 40 ГубЧК проводится умножение, в результате которого получается цифра – более 4 тысяч человек (4680) предполагаемых расстрелянных. Автор указывает, что это количество «будет намного превосходить число жертв за первые семь месяцев 1919 г. (2089 чел.), особенно если учесть активное участие в красном терроре уездных ЧК и 49 особых отделов»[173]. Аналогичную позицию занял С.В. Леонов, который пришел к заключению, что цифра, которую приводит русский историк в эмиграции С. П. Мельгунов, в 50 тыс. расстрелянных только за вторую половину 1918 г., «следует считать нижним пределом, минимальной оценкой жертв «красного террора»[174].

Анализ официальных данных с мест позволяет говорить, что они требуют не только уточнения, но и пояснения. Во-первых, методика А.Л. Литвина не убедительна, так как количество расстрелов на местах было разное и зависело от близости фронта, границ и оперативной обстановки. Так, положение дел на Украине и в Крыму в 1920–1921 гг. заметно отличалось от центральных и северо-западных регионов Советской России, что и отразилось на количестве расстрелов. Во-вторых, официальная статистика чекистов не учитывала расстрелянных при проведении боевых действий по подавлению восстаний или выступлений бандформирований. Так, при подавлении восстания в Кронштадте особым отделом охраны Финляндской границы и чрезвычайными тройками было приговорено к расстрелу 2168 чел. При ликвидации Антоновского восстания участвовали как части ВЧК, так и Красной армии, что не позволяет определить точное количество расстрелянных чекистами. Можно лишь говорить о том, что согласно данным доклада командующего войсками внутренней службы В. С. Корнева только к ноябрю 1920 г. «за весь период боевых операций по подавлению восстания убито бандитов до 3000 человек»[175]. В-третьих, не понятны критерии, по которым указывалась статистика, так как чекисты иногда выносили смертный приговор, но не приводили его в исполнение. Коллегия Петроградской ГубЧК 9 января 1920 г. приговорила к расстрелу за шпионаж Н. В. Петровскую, которая Президиумом ВЦИК 28 февраля была помилована и умерла своей смертью в 1935 г. Бывали случаи применения условного расстрела.

Все это позволяет говорить об относительности данных по итогам карательной политики, проводимой органами ВЧК. Следовательно, официальные цифры не совсем точны. В то же время, нельзя согласится с позицией С. В. Леонова о десятикратном занижении официальных показателей. Для большевиков публикация статистики о расстрелах в какой-то мере была элементом классовой борьбы, что вряд ли могло способствовать такому занижению цифр. Можно согласиться с мнением историка О.Б. Мозохина, исследовавшего не только официальные отчеты, но и протоколы местных чрезвычайных комиссий, что эта цифра не может быть более 50 000 чел[176]. Представляется более важным учитывать тот факт, что в условиях классовой борьбы и особенностей карательной политики большевиков среди них была определенная часть лиц, которая была расстреляна без соответствующей нормам права доказательной базы. Как правило, обвинение строилось на том, что арестованные были бывшими дворянами и офицерами царской армии.

Таким образом, репрессивная политика чекистов в годы Гражданской войны находилась под влиянием целого ряда факторов, среди которых ключевую роль играли позиция центральной власти, всеобъемлющий антагонизм в обществе и Гражданская война. Очевидно, что направление деятельности чекистов в проведении карательной политики задавалось большевистской властью. В этом контексте органы госбезопасности Советской России были лишь одним из субъектов красного террора. Влияние Гражданской войны было одним из определяющих. Количество расстрелов находилось в прямой зависимости от близости фронта и наличия контрреволюционных выступлений. Все происходило в обстановке ненависти и крайней жестокости как с одной стороны, так и с другой. Последнее было следствием непреодолимого антагонизма в обществе, истоки которого имели глубокие корни, уходящие еще в дореволюционное время.

А.В. Рыжиков

Борьба чекистов Верхней Волги с бандитизмом в период Гражданской войны (1918–1922 гг.)

В период Гражданкой войны серьезную угрозу безопасности Верхневолжского региона[177] представлял принявший широкие масштабы бандитизм. Бандитизм был тесно связан с крестьянскими выступлениями и массовым дезертирством. Многочисленные банды были пестры по своему социальному составу и политической окраске.

Одно из наиболее опасных уголовных формирований, действовавшее в 1917–1918 гг. в Иваново-Вознесенске, возглавляли Преснов и Барабанов. В 1918 г. там же оперировала банда численностью в семь человек, которая отличалась особой жестокостью при совершении преступлений. При грабежах бандиты вырезали целые семьи, не жалея стариков и детей.

Летом 1918 г. в Ростовском уезде Ярославской губернии действовала многочисленная банда, возглавляемая эсерами Чадаевым и Барановым. Бандиты вынашивали планы захватить артиллерийский склад в г. Ростове и свергнуть там Советскую власть.

В Ярославской губернии ряд крупных бандформирований возглавляли бывшие помещики, генералы и офицеры царской армии. Банды имели армейскую структуру и дисциплину. Так, в Угличском уезде бандформированием командовал бывший полковник Семеновского полка князь Гагарин, Пошехоно-Володарском уезде – генерал-майор царской армии граф Мейер, Угличском и Мышкинском уездах – князь Голицын и поручик Виноградов, Даниловском и Любимском уездах – капитан Озеров и прапорщики Пашков и Успенский.

Среди прочих особо выделялась банда Г.А. Пашкова. Бежавший из бандитского плена продармеец сообщил о ней следующее: «Банда называется народной армией. На штабе висит красно-зеленый флаг. Главарь этой армии – некто Григорий Андреевич Пашков. Имеются штампы и печать этой армии»[178]. Банда состояла из 5 рот по 127 человек в каждой, рабочей роты и пяти команд – разведчиков (15 человек), пулеметной, велосипедистов и нестроевой, включавшей в себя