Иулиания - Он хотел жить и умереть странником. Воспоминания об иеросхимонахе Алексии Страница 23

– Батюшка, помните, Вы рассказывали, что лежите на коечке. Темно. Смотрите – заходит в шали матушка Анатолия, которую Вы постригали. Начали молиться. Она попятилась и исчезла. А однажды «пионеры» проходили, помните, батюшка? Не страшно было?

– Я не боялся. Они еще больше нападают, когда их боятся. Господи, помилуй! Как бы ни пугали, я никуда не собирался уходить. И так все годы.

Батюшка почти никогда об этом не рассказывал. А если кто-то начинал про бесов вспоминать, то обрывал. Наставлял: «Никогда о них не вспоминайте. С нами Бог! Нет никого сильнее Бога!»

Ничто столько не доказывает победы над бесами, как лютые брани, которые они против нас воздвигают.

Преп. Иоанн Лествичник

«Из него любовь прямо лилась»

Через некоторое время после встречи с батюшкой в селе Юрьево архимандрит Зиновий был назначен владыкой Калмыкским и дал нам для книги важные воспоминания об отце Мардарии.

Подъем к отцу Мардарию был очень крутой, почти вертикальный. Все время вверх поднимаешься, на каком-нибудь уступчике (для отдыха) посмотришь вниз, а там все, как на отвесной скале. Высокий и опасный подъем. Мы с рюкзаками четыре-пять часов поднимались. Неподготовленным к такому подъему лучше не пробовать.

А назад еще тяжелее. Мы узнали, что была еще одна дорога – через горы. Батюшка нас предупредил, что другая дорога опаснее. Рассказал, что там есть такая вершина, которая называется «Седло». Редко, кто был на ней. Именно там встретились ему «пионеры» (бесовские страхования).

Батюшка подумал, откуда же тут «пионеры»? Тут людей не может быть. Начал молиться. Они и покатились вниз, в клубы дыма превратились. Но исчезли не сразу, еще и кулаками угрожали.

И все же возвращаться мы решили через горы, несмотря на предупреждения батюшки. Молодые были, и все нам было интересно.

Собрались в обратный путь мы в четыре утра, стали подниматься по хребтику С нами шел отец Василий. Он тоже обучался молитве у отца Мардария.

Мы шли и шли. Под ногами уже появился лед, хотя по склонам еще растения попадались, виднелся густой кустарник. Наконец, перед нами появляется ровненькая площадка. Площадью в один квадратный метр. А напротив, метрах в пятидесяти – гора. С одной стороны – пропасть, с другой – пропасть, а между площадкой и горой проходит острая, каменная перекладина. Это место и называется «Седло». Впереди меня шел раб Божий Игорь, сзади – отец Василий. И вдруг я слышу, Игорь застонал. Стоял на площадке, и у него, видно, голова закружилась. Он застонал от ужаса, потому что, когда стоишь, то видишь со всех сторон только пропасть. Пока по хребтику взбирались, вниз не оглядывались, цеплялись руками за редкие кустики, а когда все сузилось к самому пику, мы поняли, в каком опасном положении оказались. Батюшка чувствовал, в каком мы будем смятении, когда там окажемся, поэтому предостерегал, что в это время необходимо помнить, что Господь смотрит в наши сердца. И если нам трудно, Он нас поддержит и укрепит. Он с нами рядом, об этом нужно всегда помнить. Когда я подполз к площадке, там уже сидел Игорь, вцепившись в землю. Оглянувшись, я сам прилип к земле. Мы с ним поползли-поползли… Потихонечку-потихонечку… прямо по этой каменной «перекладине», обхватывая ее двумя руками и двумя ногами, как в седле. И так доползли!

Было это в августе.

Высота гор в том месте – выше трех километров, лед там никогда не таял. Нет троп, нет, соответственно, людей. Дикая природа.

Мы пошли по вершине этой горы. С левой стороны от нас – пропасть, кажется, что бездонная, внизу – облака. Идти можно было только вверх, потому что другой дороги нет. Если станешь спускаться, заблудишься. Отец Василий рассказывал, что однажды они с братом уже кружили по этим местам, и долго не могли найти выход – попадали в тупики, где им дорогу преграждали то горы, то пропасти. Самое интересное, что совсем недалеко видны были речки, но подойти к ним было невозможно. Через два-три дня они стали чувствовать, что умирают от жажды.

Отец Мардарий, чувствуя, что им угрожает опасность, усиленно молился. Так, по его молитвам, отец Василий с братом остались живы…

В то время ежевика уже была спелой. Кустарники обычно вырастают до метра в высоту, а в горах она вымахала до двух с половиной метров. И мы, когда попали на эту дикую плантацию ежевики и увидели, что она такая крупная, вкусная, стали рвать и есть ее. Вдруг отец Василий говорит: «Не одни мы любим ежевику, и мишки хотят полакомиться». «Так, быстренько уходим!» – говорю я. И скорее-скорее оттуда. Не напрасны были наши опасения.

Батюшка рассказывал такую историю. Она произошла с кем-то из пустынников, которые видели медведя. Услышали, что идет лом кустарника, поняли, в чем дело, и давай удирать. Добежали до хребтика и стали наблюдать за тем местом, где оставили мешок с каштанами. Смотрят, это медведь. Подошел на задних лапах к их мешку, встал на четвереньки, обнюхал все вокруг. Отошел немножко в сторону и всеми четырьмя лапами начал активно и быстро рыть яму. Вернулся к мешку, взял его. Потом встал на задние лапы, держа мешок зубами, а передними лапами его поддерживал. Мешок получился у него через плечо, с ним и пошел вперевалку. На это смешно было смотреть. Потом положил мешок в яму, быстро зарыл его и стал замаскировывать: ветки подтаскивать и трамбовать. Все время ходил и оглядывался, видно, чувствовал запах человеческий, хотя пустынники были далековато. Если бы он увидел их, спастись было бы невозможно, потому что медведи не любят, когда узнают об их тайниках. Они поняли, что мешок с каштанами уплыл от них, и потихоньку-потихоньку – за хребтик, так и удрали.

В горы я шел все же не за экзотикой, а чтобы учиться у отца Мардария духовной мудрости. Батюшка всегда отвечал на мои вопросы. Они касались внутреннего духовного устроения: как бороться со страстями, как ту или иную страсть искоренить, как приобретать добродетели, разговаривали о своей воли и воли Бо-жией. При этом большой упор он делал на то, чтобы не увлекаться соблазнами своей гордыни.

Еще отец Мардарий говорил, что человека через глаза притягивает мир. Надо иметь большую осторожность. На что посмотрел, то и запечатлелось. Хочешь не хочешь, оно запомнилось и в голову лезет. На молитву становишься, а оно воздействует на твое сознание. Молитва человека, живущего мирской жизнью, очень отличается от молитвы пустынника, не соприкасающегося с миром. В миру – молитва рассеянная, впечатления прожитого дня могут всплывать и отвлекать человека от чистой молитвы.