Эрве Шаландар - Меня спасла слеза. Реальная история о хрупкости жизни и о том, что любовь способна творить чудеса Страница 23

Попытаемся. Как? Получается? Уже?

— При… вет…

Вокруг меня радостные лица. Они не просто улыбаются, они откровенно смеются. А я — нет! Я в ужасе от того, что только что услышала! Я говорю себе: «Нет, нет, это невозможно, поставьте мне старую канюлю!» Но так я только думаю, потому что предпочитаю молчать! Голосовые связки еще действуют, но как… Голос, как у женщины, которая пьет днем и ночью! Моя первая мысль о внучках: они теперь не узнают свою бабушку. Это не мой голос, это голос пьянчужки! Я тайком, тихонько пробую снова: «Да, нет, привет…» Брр! Звук ужасен. Глухой, металлический. У меня от него мороз по коже. Другие находят это великолепным. Да, именно так: я должна привыкать к тому, что я совершенно не похожа на ту, какой я себя все еще считаю. Снова стать собой будет непросто.

Я уверена, что никогда еще не уходило столько времени на то, чтобы съесть так мало! Перерасход огромный, но зато сколько удовольствия!

Днем мне вставляют канюлю-пробку, которая позволяет говорить. На ночь снова подключают к аппарату ИВЛ. Очень быстро я избавляюсь от первых сомнений: я предпочитаю иметь чужой голос, чем оставаться немой. Не так давно я была невидимым существом среди живых. А теперь достаточно нескольких ночей без слов, чтобы я почувствовала себя отрезанной от мира.

То же самое и с едой: успехов добиваться трудно, но они налицо. «Большой» постановил, что я должна привыкать к нормальному питанию. Я полностью его одобряю. Когда в определенные часы мне приносят поднос, я испытываю настоящее наслаждение. Еда — не просто физиологическая потребность, это культурный акт. Зонды и пилюли не насыщают нас, сколько бы калорий они ни давали. Мы сыты только тогда, когда в процессе участвовали все чувства: вкус и обоняние, разумеется, но еще и зрение, прикосновение. И слух, если возможно. Потому что хорошую трапезу делят с другими, а вкусные блюда развязывают языки.

Конечно же, мне пока не приносят антрекоты или дымящуюся тушеную капусту. На столике над моей кроватью стоят только жидкие блюда, что-то вроде супа или компота. Вместо вилки и ножа я орудую двумя шприцами. Разумеется, без игл. Это своего рода капельница. Одна моя рука помогает другой. Я должна набрать немного супа в пластиковый шприц, поднести его ко рту и выдавить немного супа под язык. Главное, не на язык, иначе я задыхаюсь. Достаточно крупинки картофельного пюре, чтобы нарушился весь процесс. Маневр должен быть точным, так как всегда есть возможность сбиться с пути.

Я уверена, что никогда еще не уходило столько времени на то, чтобы съесть так мало! Перерасход огромный, но зато сколько удовольствия!

Идут дни, и в этом я тоже одерживаю маленькие победы, и миссия становится все менее невозможной. Медсестра записывает то, что я глотаю, чтобы сравнить с тем, что поступило через зонд. Медленно, но верно количество того, что поступает через рот, достигает того, что поступает прямо в желудок.

В реанимацию не разрешают приносить цветы. Ни розы, ни лилии, ни орхидеи, чтобы оживить мою палату. Цветы считаются источником бактерий. Друзья, которые рискнули прийти с букетами, вынуждены были их оставить при входе. Тогда они придумали кое-что другое. Иоланда и Мишель приносят мне йогурт! Отличная идея. Правда, я еще не доела их подарок к тому моменту, когда они ушли. Мне понадобилось добрых два часа, чтобы с ним справиться. Настоящее сражение! В обычное время я бы расправилась с этим йогуртом двумя движениями столовой ложки.

Наконец есть еще один важный прогресс. Как с моей точки зрения, так, надеюсь, и с точки зрения других: я все меньше похожа на колдунью, вернувшуюся из небытия. Мое зрение улучшается, как и мой слух. Рэй купил мне очки. Благодаря этим очкам один мой глаз теперь не закрыт повязкой. Достаточно приклеить призмы к стеклам. Это не самые красивые очки, как вы понимаете, но в них я не такая уродина!

Глава 26. «Я тебя люблю»

Где она, эта тетрадь? А, вот она, под простыней… Я все время боюсь ее потерять. Даже когда поначалу я плохо видела, она должна была быть рядом.

Когда Рэй мне ее доверил, я была не в состоянии прочесть хоть что-нибудь. Глаз, не закрытый повязкой, не мог расшифровать слова, написанные карандашом. К счастью, вероятно. Так было лучше: мне требовалось время. Нужно было собраться с силами, прежде чем встретиться с этим лицом к лицу.

Мне было не слишком легко, когда я открыла для себя слова Рэя.

До сих пор — и я думаю, что так будет всегда, — я начинаю задыхаться от эмоций, когда в тысячный раз перечитываю то, что он доверил этим листкам в мелкую клетку.

Эмоциональная бомба, эта зеленая тетрадь.

Выглядит она безобидно, но обязательно заставляет плакать. Она одновременно пугает и притягивает меня. Мне необходимо ее прочитать. Должно быть, это часть обязательного перехода к будущему возвращению к «нормальности». Мне представляется, что слезы, как и пот, очищают тело изнутри. Если это так, то никогда еще я не была настолько чистой, как в этот момент.

До сих пор я начинаю задыхаться от эмоций, когда в тысячный раз перечитываю то, что мой муж доверил этим листкам в мелкую клетку.

Ладно, я вооружаюсь храбростью. Я открываю тетрадь.

Вижу почерк Рэя.

Мои глаза теперь читают без труда. Но читать легко еще и потому, что я знаю эти слова наизусть.

В этой зеленой тетради муж зафиксировал не только изменение моего состояния к лучшему, но и свое настроение.

Вот отрывки из того, что он записал в то время, когда мы не могли общаться.

«Сегодня десятый день комы. К таким ситуациям никогда не бываешь готов. Когда это случается, понимаешь, что значит жить».

«Я ничего не требовал, я ничего не провоцировал. Я просто перенес болезнь моей жены».

«Сегодня в 8:30 утра я сломался. Мне невыносима эта ситуация. Я чувствую себя таким одиноким. Кому рассказать о моих заботах, о моем одиночестве? Нет никого, кто поддержал бы меня».

«Какое везение быть здоровым…»

«Я живу одним днем. Я делаю все то интересное, что представляется возможным, я работаю как можно больше. И когда приходит успех, я ломаюсь оттого, что не могу разделить его с той, которую люблю».

«К счастью, моя дочка рядом. Ее отвага — лучшая поддержка. Благодаря ей мне удается сдерживаться».

«Я знаю, что иногда надо превозмогать собственные страдания и доверять жизни. Если сегодня я чувствую себя более уязвимым, чем обычно, завтра у меня может появиться вера, которая сдвигает горы…»

На сегодня достаточно. Я закрываю тетрадь на этом добровольном позитивном акценте. Я могу попытаться вытереть глаза.