Томас Урбан - Набоков в Берлине Страница 23

У всех произведений, действие которых происходит в среде русской эмиграции, есть еще одна общая черта. Берлинские кулисы в определенной мере образуют рамку для воспоминаний о России их молодости перед Первой мировой войной и революцией. Именно это было главной темой почти всех эмигрировавших писателей, которые поначалу в литературных произведениях не затрагивали своего бытия в эмиграции. Набоков был исключением. Он был единственным значительным писателем русской эмиграции, который в своем творчестве отвел самое обширное пространство отражению жизни на чужбине.

«Дар» содержит однозначные топографические привязки. Например, говорится об изуродованной строительными работами Потсдамерплац с ее так счастливо выглядящими извозчиками и о «псевдо-парижском характере» улицы Унтер ден Линден. Поименно называются также Курфюрстендамм, Гогенцоллерндамм, Кайзераллее, Бранденбургские ворота, Виттенбергплац, Ноллендорфплац, вокзал городской электрички Гогенцоллернплац, Штеттинский вокзал, крематорий на Калишерштрассе. Упоминается Груневальд, где происходит самоубийство.

Правда, ни на одной карте Берлина того времени, когда там жил Набоков, нет улицы Агамемнонштрассе, на которой живут оба главных героя. Однако из описания непосредственного окружения этой улицы становится ясно, что Набоков при работе над романом имел в виду совершенно конкретный адрес, как это сумел доказать издатель произведений Набокова Дитер Э. Циммер: улицу под названием Несторштрассе в Берлине-Вильмерсдорфе. Об этом говорит также и то, что обе улицы, фиктивная и подлинная, названы именами героев греческой мифологии. Когда Набоков в середине 30-х годов сочинял роман «Дар», он вместе со своей женой жил на Несторштрассе 22.

Скупыми штрихами Набоков рисовал городские «кулисы», которые ежедневно находились у него перед глазами. То, что упоминается и не существующая в реальном Берлине улица Танненбергштрассе, по-видимому, имеет символическое значение: в Первую мировую войну под Танненбергом в 1915 году немецкие войска под командованием Пауля фон Гинденбурга окружили и уничтожили русскую армию, так что это может быть указанием на трудность отношений между немцами и русскими в Берлине[156].

Сказанное как бы невзначай, спрятанное в придаточное предложение, роман содержит своего рода объяснение в любви рассказчика к немецкой столице, жителей которой он изображает скорее несимпатичными. Рассказчик описывает свидание двух главных персонажей: «Ожидание ее прихода. Она всегда опаздывала — и всегда приходила другой дорогой, чем он. Вот и получилось, что даже Берлин может быть таинственным. Под липовым цветением мигает фонарь. Темно, душисто, тихо. Тень прохожего по тумбе пробегает, как соболь пробегает через пень»[157]. Вымышленного рассказчика романа никоим образом нельзя приравнивать к автору Набокову. И тем не менее это замечание еще раз дает основание для вывода об амбивалентном отношении Набокова к Берлину. Оно никоим образом не находилось только где-то между безразличием и неприязнью. «Дар», написанный в тридцатые годы, это самый крупный роман о русском Берлине двадцатых годов.

И в тех немногих стихах, которые Набоков посвятил Берлину, отражаются не впечатления от города как ансамбля зданий и улиц, а настроения автора[158].

Берлинская весна

Нищетою необычнойна чужбине дорожу.Утром в ратуше кирпичнойза конторкой не сижу.

Где я только не шатаюсьв пустоте весенних дней!И к подруге возвращаюсьвсе позднее и поздней.

В полумраке стул заденуи, нащупывая свет,так растопаюсь, что в стенустукнет яростно сосед.

Утром он наполовинуоткрывать окно привык,чтобы высунуть перину,как малиновый язык.

Утром музыкант бродячийдвор наполнит до краевпри участии горячейсуматохи воробьев.

Понимают, слава Богу,что всему я предпочтудикую мою дорогу,золотую нищету.

Это стихотворение, возникшее в первую фазу пребывания в Берлине, уже намечает те центральные темы, которые Набоков затем вновь и вновь ставил в своих романах и рассказах: тоска по России, неприязнь к немецким мещанам, свобода художника. Позже он сам описал свои лирические темы того времени словами:

«Синева берлинских сумерек, шатер углового каштана, легкое головокружение, бедность, влюбленность, мандариновый оттенок преждевременной световой рекламы и животная тоска по еще свежей России»[159].

Набоков жил в значительной мере изолированно от берлинцев, и такими же были и русские герои его прозы и лирическое «я» его поэзии. И тем не менее он совершенно неповторимым образом создавал в своих произведениях впечатляющие картины Берлина.

Глава VI

РУССКИЙ ТЕАТР В БЕРЛИНЕ

Берлин начала двадцатых годов был городом театров и кабаре. Экспериментальные сцены Берлина создавали динамику творческих поисков, которые воспринимались другими городами и другими странами как фактор обновления искусства — и русские артисты-эмигранты в Берлине сосредоточились прежде всего на культивировании традиций.

Молодой Владимир Набоков принимал активное участие в театральной жизни берлинских русских. Он писал многочисленные скетчи и маленькие драмы для кабаре «Синяя птица». Первой вершиной его драматического творчества была премьера в Берлине пятиактной пьесы «Человек из СССР».

Набоков не оставил почти никаких заметок или записей по поводу своих ранних коротких театральных пьес и скетчей, которые он сочинял для «Синей птицы». По программам эмигрантской прессы известны названия многих из них, а театральные рецензии позволяют делать косвенные выводы об их содержании.

«Синяя птица» была основана в конце 1921 го-да актерами из Москвы и Петрограда. Сначала труппа устроилась в помещении бывшего кинотеатра во дворе дома на Гольцштрассе 9 и собиралась продолжить традиции русского кабаре. Директор театра Яков Южный, пользовавшийся в свое время известностью эстрадный актер из Санкт-Петербурга, стремился привлечь и немецкую публику. Поэтому программа в большинстве случаев включала и два-три номера на немецком языке. В театральных программках содержание русских пьес объяснялось по-немецки. Южный делал свои объявления на обоих языках, причем его сильный русский акцент и раскатистое «р» очень нравились берлинской публике[160].