Дэниел Сташауэр - Рассказчик: Жизнь Артура Конан Дойла Страница 23

Конан Дойл считал, что вся эта история — позорное пятно на британском правосудии. "Я и теперь, после стольких лет, не могу спокойно думать о том, как велось это дело", — писал Конан Дойл в автобиографии. Его огорчало, что он не смог добиться более основательных результатов, но ему самому эта работа принесла большую пользу. Негодование, которое вызвало в нем дело Идалджи, развеяло апатию, охватившую его после смерти первой жены, и направило горе и уныние в конструктивное русло. Еще несколько месяцев Дойл продолжал в одиночку добиваться реабилитации Идалджи, но в конце концов ощутил, что готов вернуться к нормальному образу жизни.

18 сентября 1907 года Конан Дойл в узком семейном кругу сочетался браком с Джин Лекки в церкви Святой Маргариты в Вестминстере. Службу венчания провел его зять — преподобный Сирил Эйнджел, шафером был брат Иннес. После свадебного путешествия по Средиземному морю у молодоженов началась новая жизнь. И Джин хотела начать все заново, поэтому было решено, что семья уедет из Хайндхеда. Конан Дойл купил новый дом, называвшийся Уиндлшемом, на окраине суссекского городка Кроуборо, у самого Эшдаунского леса. В Уиндлшеме Конан Дойл прожил всю оставшуюся жизнь, с годами добавил пристройки к основному зданию. А поскольку отсюда до Лондона было не так уж близко, он снял для профессиональных и светских нужд квартиру в столице близ вокзала Виктория. Он снова упивался жизнью молодожена, как выразился бы доктор Ватсон. Его литературная производительность в первые годы жизни в Уиндлшеме сильно упала, он решил писать только тогда, когда накатывает вдохновение. И потом — отвлекали садоводческие обязанности, которые он делил с Джин, не говоря уж о гольфе и других спортивных занятиях.

Дело Идалджи принесло Конан Дойлу славу защитника угнетенных. Но когда он наконец устроился в своем новом кабинете, его отвлекло еще одно скандальное преступление. Началось все в Глазго серым декабрьским утром. Бездетная старушка Мэрион Гилкрист послала свою компаньонку Хелен Лэмби купить газету в киоске за углом. Вернувшись через десять минут, мисс Лэмби встретила в дверях неизвестного мужчину, который вихрем промчался мимо нее, выскочил на улицу и исчез. Войдя, она увидела, что ее хозяйка мертва и лежит на полу в прихожей: старушке сильным ударом раскроили череп. Ее личные бумаги были раскиданы, шкатулка с ценностями перерыта, но пропала только одна вещь — бриллиантовая брошь. Полиция сразу заподозрила в убийстве немецкого иммигранта Оскара Слейтера, недавно сдавшего в ломбард брошь с бриллиантами. Он косвенно подтвердил свою вину, под чужим именем сбежав из Англии на борту "Лузитании". Когда пароход пристал к берегу в Нью-Йорке, среди пожиток Слейтера был обнаружен небольшой зачехленный молоток, который и посчитали орудием убийства. Ему угрожала экстрадиция, но он добровольно вернулся в Англию, уверенный, что сможет доказать свою невиновность.

Слейтер был виновен во многом — в шулерстве, мелком воровстве и, возможно, даже в проституции, но убийцей Мэрион Гилкрист он не был. Однако, как и в деле Идалджи, полиция подкроила факты по мерке подозреваемого, скрыв, где потребовалось, опровергающие обстоятельства. Свидетелей, видевших неизвестного, убегающего из квартиры убитой, подготовили, показав заранее фотографию Слейтера, а его алиби — он был дома со своей любовницей и слугой — не рассматривалось. Хуже того, описание бриллиантовой броши, единственного вещественного доказательства, связывающего Слейтера с местом убийства, не соответствовало описанию броши, которая была у мисс Гилкрист, и к тому же брошь он отдал в заклад раньше, чем было совершено убийство.

Но, как ни странно, Слейтер был признан виновным и приговорен к смерти. Апелляционного суда тогда в Шотландии не существовало. Так что единственным спасением для Слейтера было обращение к правительству с просьбой о помиловании. К этому времени общество повернулось в сторону Слейтера, и под ходатайством о помиловании стояло ни много ни мало двадцать тысяч подписей. За два дня до казни приговор был заменен на пожизненное заключение.

В апреле 1910 года видный эдинбургский адвокат Уильям Рафед опубликовал книжку "Суд над Оскаром Слейтером", где перечислялись непоследовательности в ведении дела и воспроизводилась стенограмма процесса. Конан Дойл был одним из тех, кого публикация задела за живое. "Этот несчастный, — написал он, — похоже, так же причастен к преступлению, за которое его осудили, как я". После дела Идалджи ему не хотелось вмешиваться снова, но он знал, что чиновники сомкнут ряды, защищая своего: "Заступник натолкнется на их твердую решимость не признавать ничего, что служит к обвинению их собрата. А мысль, что следует наказать чиновника за оскорбления беззащитного и причиненное ему горе, им даже в голову не приходит". Он чувствовал себя обязанным что-то предпринять. И решил использовать свое имя и влияние, чтобы привлечь внимание широкой публики к положению Слейтера. С помощью Рафеда он собрал материалы, описал их, и в 1912 году брошюра увидела свет. В ней опровергались многие обвинения, выдвинутые против Слейтера. Так, например, ему инкриминировалось, что в Америку он отправился под чужой фамилией, но Конан Дойл доказал, что тот плыл со своей молодой любовницей и не хотел, чтобы об этом стало известно жене. Такое объяснение, при всей своей неблаговидности, тем не менее снимало со Слейтера обвинение в убийстве. Дойл сообщал, что в Ливерпуле Слейтер зарегистрировался в гостинице под собственным именем, чего не сделал бы, если бы скрывался от полиции. Что до молотка, найденного в его пожитках, Конан Дойл доказал, что в качестве предполагаемого орудия убийства он не выдерживает критики: "Этот чрезвычайно легкий и непрочный инструмент годится разве только для того, чтобы вбить гвоздик или отколоть кусочек угля". Врач, осматривавший труп мисс Гилкрист на месте убийства, подтвердил это: он полагал, что бедную женщину отправили на тот свет ударом тяжелого стула из красного дерева, который был "весь в крови".

"Дело Оскара Слейтера", напечатанное в виде дешевой брошюры, которая широко раскупалась, явно требовало повторного рассмотрения. Палата общин запросила министра по делам Шотландии, но ответ последовал малообещающий: "Не обнаружено, на мой взгляд, никаких дополнительных данных, которые давали бы основание возобновить дело". Тем временем вскрылись новые подробности, а заодно и новые примеры полицейской безответственности. Выяснилось, что алиби Слейтера подтверждал бакалейщик Макбрейн, видевший Слейтера на пороге его дома в то время, когда было совершено убийство, но Макбрейна даже не вызвали в суд в качестве свидетеля. Еще более настораживающие сведения поступили от лейтенанта Джона Тренча, полицейского детектива в Глазго, который признал, что вечером после убийства компаньонка жертвы, Хелен Лэмби, назвала имя человека, выбежавшего ей навстречу из квартиры мисс Гилкрист. И это отнюдь не было имя Слейтера.