Юрий Малов - Мои московские улицы Страница 23

Удивил меня и Толя Тараскин, проживавший на самом верхнем этаже нашего дома в квартире, выходящей окнами во внутренний двор. Я случайно столкнулся с Тарасом на Пушкинской площади уже во взрослой жизни, когда мы оба давно распрощались с нашим домом и двором. Толя выглядел солидно, можно сказать – фундаментально и, кажется, даже стал выше ростом. Правда, у него почти в нетронутом виде сохранился густой ежик каштановых волос с завитком на лбу, где, как говорят, «лизнула корова». Тараскин теперь говорил медленно и тихо, тщательно подбирая слова: «Собираюсь в Голливуд, оформляю документы». А что ты там будешь делать? «Работать, ведь я драматург малых форм». Каким образом этот бывший сорви-голова – Толян-Бу-Бу – стал драматургом малых форм? Уму непостижимо! Не знаю, доехал ли Тараскин до Голливуда, и как сложилась его дальнейшая судьба, если он до него добрался, но в авторах сюжетов для киножурналов «Фитиль» встречал его фамилию неоднократно.

С сыном нашего дворника Айсина, Костиком младшим, тем самым «Киссеем», которого призывно зазывали домой обедать громким криками «ашарга», как-то случилось ехать вместе в троллейбусе. Было это еще до перестройки. Костик держался с достоинством. Сообщил, что заведует овощным магазином, жизнью доволен. Правда, ещё не женился. Родители пока не подобрали невесту. У его родителей в этом отношении строго. Любовь-любовью, но в вопросах выбора невесты для своих сыновей решающее слово принадлежит родителям.

Что стало с другими участниками наших детских и не детских игр – не знаю, больше никого из знакомых, вышедших из дома 22 по Б. Дмитровке, не встречал и уж больше вряд ли увижу.

Большая Дмитровка, 22

Годы детства, плюс десять школьных и шесть лет учебы в институте, я прожил в доме на Пушкинской улице, в коммунальной квартире, где в одной из двух комнат, принадлежащих нашей семье, было выделено место для моих занятий. Там стоял большой канцелярский, письменный стол, а на стене висел портрет В. И. Ленина. За этим столом я занимался и в школьные годы, и во время учебы в институте. Никаких компьютеров, ноут-буков, планшетов, магнитофонов, смартфонов, шариковых ручек, фломастеров, счетных машинок тогда у нас не было. Чернильница-непроливайка, тетрадь, карандаши, тоненькая круглая деревянная ручка с металлическим наконечником, в который можно было вставлять стальные перья разных типов. Такие перья продавались отдельно, наиболее популярным у нас было перо под маркой «№ 86». Вот таким набором орудий «труда» и вспомогательных средств мы располагали для познания мира, не считая, конечно, книг и учебников. Правда, если в школьные годы я проводил во дворе больше времени, чем в школе, то в студенческие годы «дворовые занятия» отошли на задний план. Изучение двух иностранных языков и других дисциплин высшей школы требовало времени. Да и появившиеся новые жизненные интересы и ценности оттеснили в сторону соблазны свободного дворового времяпрепровождения.

Финальным и заключительным актом моего пребывания в доме на Пушкинской 22 стала наша свадьба с Лианой Ларенцовой, которую сыграли в нашей коммунальной квартире 26 апреля 1961 года. После свадьбы мы с Лианой начали «самостоятельно» жить вместе с её родителями в их двухкомнатной квартире на Хорошевском шоссе. Квартира находилась на первом этаже двухэтажного дома, целый типовой квартал которых был построен здесь с использованием труда немецких военнопленных. Почему-то первоначальный проект таких домов не предусматривал ванную комнату. Её пришлось устраивать самостоятельно позднее, отгородив занавеской часть кухни. Думали, что проживем так недолго, однако пробыли там почти десять лет.

На Пушкинской в своем бывшем доме я в последний раз побывал летом 1962 года, когда помогал родителям переезжать в отдельную двухкомнатную квартиру, которую они получили на Университетском проспекте.

60 лет спустя

Но довольно воспоминаний, пора возвращаться к реалиям сегодняшнего дня. Как выглядят наш дом и двор сегодня, спустя почти 60 лет после последнего «свидания»?

В путеводителе «От воскресных ворот до Трубной площади» (2010 г.) о нашем доме – Пушкинская 22 – говорится: «…в первую очередь обращаешь внимание на роскошный коричневый дом с треугольными эркерами, огромными витринами и решетками в стиле «модерн». Похоже – что необычайная редкость, – выходящий на улицу фасад не исказил даже ни один встроенный стеклопакет».

Лестная заочная характеристика для московского сторожила. Но сегодня на первый взгляд этот дом мне уже не кажется таким импозантным и большим. Хотя никаких радикальных внешних изменений в нем не произошло. Он такой же по-старомодному представительный, с эффектной волной эркеров по фасаду. В окнах дома, выходящих на улицу, действительно не заметно присутствия вездесущих евроокон. Этим он отличается от своего соседа – дома № 20, который в новой внешней облицовке смахивает на знакомого человека в возрасте, вдруг объявившегося в сверхмодном костюме с подкрашенными волосами.

Наш дом по-прежнему смотрит на архитектурно невыразительное, сменившее свой традиционный темно-серый цвет на более светлую окраску, здание Генпрокуратуры РФ, стоящее на противоположной стороне Б. Дмитровки за оградой с автоматическими воротами. Но теперь он не только пассивно смотрит на своего грозного визави: авторитетная государственная организация прибрала к своим рукам часть первого этажа нашего дома. У главного подъезда в наш дом висит медная табличка, оповещающая, что здесь находится «Бюро пропусков Генпрокуратуры РФ». Здесь же сообщается, что некогда чье-то ведомственное общежитие на втором этаже здания преобразовано в частный «Хостел Дмитровка». Предлагаются спальные места «в ассортименте» от двух до восьми человек в комнате с общим для всех душем и туалетом». Помимо этих новшеств, бросается в глаза, что стены в арочном проходе на внутренний двор обклеены рекламными приглашениями и объявлениями, которые призывают посетить студию танцев, студию маникюра и педикюра, туристическое агентство. Специфические показатели достижений в развитии малого бизнеса добрались и до подворотни нашего дома.

Однако первое впечатление сохранившейся неизменности знакомых очертаний родного дома обманчиво. Если приглядеться более внимательно, нельзя не заметить, что он выглядит не совсем так, как раньше. Наверно, правильнее сказать, что ты не воспринимаешь его так, как раньше. 60 лет большой срок как для любого строения, так и для человека. Дом (или ты сам), как бы усох, стал меньше ростом, ссутулился. Время на все накладывает свой неизбежный возрастной отпечаток. Как и люди, дома стареют, хотя и пытаются выглядеть моложаво, как это бывает после косметических ремонтов.