Николай Кротов - Путь Геракла : история банкира Виктора Геращенко, рассказанная им Николаю Кротову Страница 26

Я поехал к Николаю Викторовичу Гаретовскому, который в то время был председателем Госбанка. С ним у нас были хорошие отношения: когда я пять лет «трубил» в Сингапурском отделении Московского народного банка, он был завсектором ЦК КПСС, и мне часто приходилось бывать у него с отчетами.

Приезжаю, спрашиваю: «Что случилось? Зачем понадобился?» — «Знаешь, — отвечает он, — кандидатуру нового председателя Госбанка не утвердили, и возникла, как вариант, твоя фамилия. На тебя хотят посмотреть».

В то время вопросы денежного обращения были от меня, работавшего во Внешторгбанке, не сказать что уж совсем далеко, но и непосредственно этим заниматься не приходилось. Взял я книжку «Современные Соединенные Штаты Америки», вьпущенную Институтом США и Канады, прочитал, как они там живут. По статистике выходило, что большая часть семей в США живет на зарплату, а не на доходы от капитала, как часто можно было слышать. В США в то время только 1 % семей имел в составе своих доходов более 50 % доходов от капитала. Еще у 13 % семей доходы от капитала составляли 25 % в общем объеме доходов. То есть чистых рантье в Америке тогда практически не было. Главным богатством у американцев было жилье. Именно поэтому жилье и ипотека были в значительной степени движущими силами развития экономики США.

Вот примерно в этом духе я и высказался на своем «просмотре», сказав, что и в СССР нужно развивать этот сектор, заниматься жилищным строительством и его кредитованием. Тем более что у нас в то время активно развивалось кооперативное строительство, Промстройбанк давал кредиты на 15 лет под 3 % при первоначальном взносе 40 %. Люди занимали деньги у знакомых, родственников, ездили в стройотряды, чтобы набрать взнос и вступить в кооператив.

После того заседания меня пригласил к себе заместитель председателя Совета Министров Леонид Иванович Абалкин и сказал: «Есть предложение тебе возглавить Госбанк». Говорят, меня рекомендовал посмотреть Н. Я. Петракову В. С. Павлов при встрече с ним. Я подумал и решил: а почему бы нет?! Во Внешторгбанке я уже вроде бы вырос, ничего нового я там не узнаю. Снова ехать работать за границу уже не интересно, да и семья не сможет поехать. А тут — совсем другой уровень задач. Тем более, работая в загранбанках, я постоянно сталкивался с политикой центральных банков разных стран и какое-никакое представление на этот счет имел. В общем, согласился.

Правда, отец мой, узнав об этом, ругал меня: «На кой хрен тебе это надо?!» Он совершенно справедливо считал, что слишком много непонятного происходило тогда в финансовой сфере. Тем более он имел опыт работы в этой «конторе» и не воспользовался случаем ее возглавить. Мнение отца я уважал, но в том случае поступил по-своему.

Я тоже на заре своей карьеры работал в Госбанке на Неглинной улице, 12, и вроде как входил второй раз в ту же реку. Правда, вернуться через 30 лет в «контору» мне не удалось. Николай Иванович Рыжков, став премьером, перестал использовать это слово, ну не понравилось оно ему, очевидно, ассоциировалось с «Рогами и копытами» Остапа Бендера. А зря, «конторщик» — это просто счетовод (от итальянского слова «конто», что значит «счет»).

В июле — августе 1989 года Верховный Совет СССР две недели поименно утверждал всех членов последнего Совета Министров. Тогда же он большинством голосов поддержал мою кандидатуру. Подробностей обсуждения в моей памяти осталось мало, как-то быстро оно произошло. Я даже удивленно спросил депутатов: «И это все? Я думал, будет интереснее»[3].

Придя в Госбанк, я никаких крупных изменений не производил, так как исходил из того, что здесь всегда работал знающий аппарат. Однако банковская реформа 1987 года поставила перед Госбанком задачу видоизмениться, проводить денежно-кредитную политику предстояло в новых условиях, следовало учиться осуществлять надзор над новыми появляющимися спецбанками, а вскоре и коммерческими и кооперативными банками.

Раньше у нас инструментами регулирования были кредитный и кассовый планы. За нами было кассовое исполнение госбюджета. А вот денежно-кредитная политика, регулирование посредством изменения процентных ставок было внове. Тогда же в спецбанки была передана коммерческая работа Госбанка.

За 1990–1991 годы мы очень быстро отказались от квартального кредитного плана и кассового плана и уже больше занимались развитием системы коммерческих банков, а также подступали к вопросам валютного регулирования. Мне сделать это было несложно, так как у меня старого, чиновничьего опыта работы с Госпланом и Минфином в общем-то и не было, поэтому ничто не связывало с прошлым и не пришлось переучиваться. Во Внешэкономбанке мне, правда, некоторое время пришлось заниматься вопросами валютного плана и платежного баланса страны, вот тогда я вынужден был участвовать во всякого рода чиновничьих играх.

В новых условиях мы поняли, что, для того чтобы реформа прошла успешно, следует ездить за рубеж, перенимать опыт, учиться. И если я видел, что кто-то готов это делать, хочет что-то узнать, то он поощрялся. И наоборот. Был у нас начальник управления кассового исполнения бюджета, знающий товарищ, но в возрасте, было ему лет 65. Когда возникали те или иные вопросы по поводу бюджета, я его вызывал и просил на пальцах объяснить суть непонятного мне. Ведь раньше с этим не приходилось сталкиваться. Коллега же часто отвечал: «Виктор Владимирович, не берите в голову, не волнуйтесь, я все знаю, я с вашим папой долго работал, все сделаю, не подведу!» Я настаивал: «Это хорошо, что ты все понимаешь, знаю даже, что ты книжки об этом написал, но тем не менее мне объясни!» Однако он продолжал вертеться, видимо, желая остаться незаменимым.

В результате я вынужден был обратиться за советом к А. В. Войлукову, с которым у меня сложились хорошие отношения, — вопрос денежного обращения тогда был весьма важным, и мы часто с ним встречались и обсуждали разные темы. Арнольд Васильевич и посоветовал мне взять на место «знатока» Татьяну Владимировну Парамонову, сказав, что с ней я буду спокоен за важный участок. В этом он меня не обманул, хотя потом я понял, что таким образом Войлуков еще и освобождался от своего излишне инициативного зама.

Перед глазами возникал образ начальника, который топал ногами и кричал: «Вся страна перестраивается, а они тут черт знает что, понимаешь!