Николай Штучкин - Грозное небо Москвы Страница 26

Аникин смеется. Ждет, какую оценку ему "поставлю".

- Отмечаю, Иван, задание комиссара выполнил хорошо. Действенно. Чувствую прилив духовных и физических сил.

Мы вместе смеемся. Последние мои слова слышат механики, оружейники. Они тоже смеются. И я невольно ловлю себя на мысли, что на душе действительно стало легче, и то, что уходим в Клин, отступаем, не гложет сердце, как час назад. Ничего страшного в этом нет. Сейчас отступаем, потом наступать будем. Да еще как будем!

- А как твой дух, Алписбаев, повысился? Алписбаев - оружейник моего самолета, маленький, смуглый, широколицый. Прищурив и без того узкие казахские глаза, не сразу понимает меня. Улыбаясь, тянет:

- Духа... а... Дух... - поняв, наконец, радостно отвечает: - Якши, якши, каращо, кмандыр, - и смеется, тонко заливисто.

В армии Алписбаев недавно, и русский язык знает неважно. Но это не мешает ему быть хорошим солдатом. Он очень дисциплинированный и редкого трудолюбия человек. Алписбаев никогда не сидит без дела. Он любит, когда наступают дни чистки оружия со снятием пулеметов с машины, с полной разборкой.

Приятно смотреть на его работу. Разобрав пулемет, он удаляет старую смазку. Легко и быстро. Даже из труднедоступных пазов и отверстий, искусно орудуя спичкой или заостренной щепкой. Потом накладывает новую смазку. Аккуратно, тончайшим слоем, и смотрит, любуется.

Он находит себе работу и после чистки оружия. Помогает технику и механику. До блеска протирает самолет мягкой ветошью, заправляет горючим и маслом или просто убирает вокруг, наводя чистоту и порядок.

Я смотрю на руки солдата. Грязные, усталые руки. И мне приятно, что человек с такими руками меня уважает. Я это знаю. Я даже знаю, что любит меня, и он знает, что я тоже люблю его. Это естественно, люди чувствуют отношение. Алписбаев всегда старается что-то для меня сделать, помочь, принести, подать. Не успею вылезти из кабины после полета или боевого дежурства, он уже расстелил самолетный чехол и зовет отдохнуть. И чтобы я ему рассказал о полете. Иногда, что-то делая или просто задумавшись, я чувствую взгляд Алписбаева. Посмотрю, и точно - глядит, улыбается.

Вот и сейчас, глядит и улыбается. Перехватив мой взгляд, прячет за спину руки - застеснялся.

Многим военная служба не кажется медом по той причине, что надо всегда подчиняться. Надо уважать дисциплину, субординацию. Алписбаеву служить нетрудно. Дисциплинированность и послушание у него, можно сказать, в крови.

Старшим в семье был отец. Сын с детства привык делать все так, как он скажет. А здесь, в армии, старшим стал командир. И летчик, и техник, и механики. У каждого на петлицах знаки различия: кубики, треугольники. У Алписбаева нет ничего. Значит, все они - старшие, он - младший. Все ясно, понятно. Поэтому нет никаких конфликтов. Скажут: иди в наряд - идет. Скажут: иди на работу - идет. И работает от души. Но это уже не послушание, а скорее природное трудолюбие.

Посылая в наряд, Аникин всегда учитывает и желание и состояние здоровья солдата. Одному, например, не вредно и на жаре побыть, у склада боеприпасов, другому лучше в тени, в землянке. Как-то раз Аникин спросил Алписбаева, куда ему лучше. Солдат смутился, причем, дескать, его желание. Но техник, уткнувшись в бумаги, этого не заметил. Нетерпеливо спросил:

- Ты что, до вечера думать будешь?

Алписбаев тронул его за рукав и, указав на меня, тихо сказал:

- Кмандыра спрашай.

Мы переглянулись с Аникиным и улыбнулись. Алписбаев свалил самого большого кита: разобрался, что из двух военных с одинаковым количеством кубиков на петлицах один может быть старшим, то есть командиром, а другой его подчиненным.

Алписбаеву девятнадцать лет. Мы с ним ровесники, но он уже обзавелся семьей. Женился в шестнадцать лет. Об этом я узнал случайно. Алписбаев сидел под плоскостью "мига" и, улыбаясь чему-то, писал. Это заинтересовало меня.

- Кому пишешь, дружище?

Алписбаев поднял на меня смеющиеся глаза косого разреза.

- Жина, - ответил он, напирая на букву "и". - Рамазан.

- Ты женат? - удивился я. - Вот новость! Я и не знал Рамазан - это имя жены?

Алписбаев прыснул, схватился за живот, в смехе повалился на самолетный чехол. Смеялся он так, что глядя на него от смеха можно наплакаться. Вдоволь нахохотавшись, он наконец перевел дух и пояснил:

- Рамазан - это сына.

Сыну уже два года. Молодой отец достал из кармана комсомольский билет и вынул из него фотокарточку.

Снимок на редкость удачный. Юная мать, сидя на стуле, держит на коленях непоседу-сына. Затвор аппарата щелкнул в момент, когда казашонок, увидя что-то забавное, прыгал и рвался из рук.

И я невольно подумал о том, а как у нас там, в Казахстане? Не придут ли туда фашисты? Я представил себе огромную карту нашей страны и успокоился. Нет, не придут. Сил не хватит.

А время бежит. Незаметно наступает полдень. Дежурный дает команду строиться на обед!

После обеда техники пришли на стоянку, летчики - на командный пункт. Уложены полетные карты. Поставлена задача на перелет. Все нам известно: порядок взлета, сбора, полет по маршруту. Ждем команду.

Писанко вынул трубку, набил табаком, закурил Ароматные волны "Золотого руна" приятно защекотали в носу.

- Перерыв... разрешаю курить.

Все потонуло в синем дыму. Курят, конечно, не все. В том числе я и Шевчук.

- Пойдем, подышим, - предлагает мне Анатолий.

Вместе с нами выходит Илья Бочаров. Поднимаясь по ступенькам, ворчит:

- Несознательный пошел народ. Можно покурить и на улице.

Поднявшись наверх, молчим. Ветер, довольно свежий с утра, утих. Дым вьется над головой Бочарова и тает медленно, незаметно.

- Ты сегодня, как летчик, - изрекает Илья, отмахнув от лица дымное облако.

Шевчук улыбается - задета тонкая струнка "пилотяги", - начштаба действительно похож на старого летчика, - готовясь к отлету, надел реглан. Новый. Темно-коричневый. Так называют летное кожаное пальто. Иногда его называют просто кожанкой. Но дело не в том, как его называют, а в том, что реглан - это гордость каждого летчика.

Летчик без реглана - не летчик. Так я думаю. Сначала я видел летчиков только на снимках. В реглане. В пилотке. Потом увидел настоящего, и стал видеть много, часто и близко - майор Курдубов был начальником летной части Ленинградского аэроклуба Москвы. Потом я увидел их в летной школе. Я приехал туда зимой, и летчики-инструкторы ходили в регланах, черных Иди коричневых, в белых бурках с большими отворотами. А поближе к весне - в защитных очках. Неторопливые, важные. У меня замирало сердце, когда я видел их в реглане и бурках, а летом - в синей пилотке с кантом.

Но я опоздал. Безнадежно, бесповоротно: реглан - летное обмундирование заменили комбинезоном на вате. Разве в город пойдешь в комбинезоне на вате?