Николай Штучкин - Грозное небо Москвы Страница 27

Но я опоздал. Безнадежно, бесповоротно: реглан - летное обмундирование заменили комбинезоном на вате. Разве в город пойдешь в комбинезоне на вате?

Мы молча смотрим на запад. Впереди, слева, в ста метрах от командного пункта - стоянка "Чаек", вернее, начало. Машины расположены в шахматном порядке, последняя - на удалении триста-четыреста метров. Справа на горизонте - деревня и роща. Еще дальше видны дымы - будто курятся вулканы. Оттуда, приглушенные расстоянием, доносятся вздохи тяжелых орудий.

- Немцы подходят к Яропольцу, По прямой, - говорит Шевчук, - километров двадцать ..

- Подняться бы сейчас, да туда, помочь нашей пехоте, - отзывается Бочаров, - была бы польза. А то сидим, ждем у моря погоды Вчера полдня потеряли, сегодня .

Отвернув рукав реглана, Шевчук глядит на часы.

- Да, день на исходе, но начальству виднее, что делать Не так просто поднять нас отсюда Это значит дать приказ отступать. А Москва уже рядом - сто километров

Прав Шевчук, ничего не скажешь.

Он уходит, а мы остаемся Бочаров теперь мой командир звена. Вместо Боровского заместителем командира полка назначили Глебова. Томилин теперь командир эскадрильи, Шевчук - его заместитель.

- Видишь, как в жизни бывает, - вздыхает Илья, - вторая и третья эскадрильи воюют, а мы шагаем по должностям. Стыдно даже, а что поделаешь? По старшинству и по опыту на место Боровского надо бы стать Кулаку, но как совместить такую большую должность и звание младшего лейтенанта...

- Почему он застрял в этом звании? Старый же летчик.

- В Монголии был, дрался с японцами и, как известно, неплохо, но однажды был сбит, попал в плен. Этого я не слышал.

- Как же удалось ему вырваться?

- Не знаю. Знаю только, что прошел там все муки ада.

Бочаров обеспокоенно смотрит наверх. Серо-свинцовое небо хмурится, дышит холодом. Хорошо еще, что есть высота: метров семьсот - восемьсот.

- Когда пойдем по маршруту, - говорит командир звена, - ты будешь слева, Хозяинов - справа. Близко не прижимайся, иначе ничего не увидишь. А в строю, сам знаешь, ориентировку обязан вести каждый летчик Имей это в виду, по пути буду спрашивать характерные ориентиры.

Нравится мне Бочаров. Порядочный, скромный, спокойный. Невольно вспоминаю тот случай, когда его "зажала" пара Ме-109. Не окажись поблизости Петра Александрова, не сдобровать бы тогда Илье.

Землянка командного пункта. У телефона майор Писанко. Ждет. День на исходе, а сигнала на взлет все нет. Неужели ждать до утра? А если враг прорвется ночью? Что делать? Ночников пять-шесть человек, остальные молодежь. Командир молчит, но мы понимаем его состояние, ощущаем физически. От телефонного звонка зависит все. Время, бытие, жизнь - заключаются в этом зеленой коробке.

В землянке сгущаются сумерки, но никто не решается повернуть выключатель, цепляются за каждую минуту уходящего дня. Уже с трудом различаем друг друга.

- Да включите же свет! - не выдержал Писанко.

Лампочка, вспыхнувшая в полнакала, показалась нам ярче солнца. И в ту же минуту - долгожданный звонок. Писанко схватил трубку, послушал, выдохнул зло:

- Поздно!

Мы не знали, о чем шла речь, но по выражению лица командира можно было предположить самое страшное, - если враг прорвется, придется сжечь самолеты.

- Нет! Я не могу этого сделать!..

И снова слушает. На лице - борьба мыслей. Очевидно, спрашивают: "Что предлагаете?" Писанко смотрит на нас и решительно говорит.

- Улетим! Ночью!

Потом обращается к нам:

- Первым улетит мой заместитель, чтобы принять остальных. Там только один прожектор. Будьте внимательными при расчете на посадку. Не волнуйтесь. Ничего особенного..

Только Писанко мог на такое решиться. "Ничего особенного...". Мы видели, сколько вывозных он дал командирам звеньев, чтобы допустить их к ночному дежурству.

Забегая вперед, скажу, что это будет наш первый и последний в этом году ночной полет. Летом 1942, готовясь к ночному дежурству, мы сядем на одном "пятачке" и, чтобы вылететь ночью, получим целую вывозную программу. Вот что значит условия, время и обстановка.

Командир дает последние указания:

- Лететь звеньями в порядке очередности эскадрилий. Звено Томилина выходит через тридцать минут после старшего лейтенанта Глебова. Временной интервал между звеньями - пять минут. В кабины садиться за полчаса до вылета. Надо осмотреться, привыкнуть...

Бочаров, я и Хозяинов направились к самолетам. Смотрим, как Глебов рулит, взлетает. Машину не видно, только яркий, огневой выхлоп из патрубков. Такое впечатление, будто у самой земли с грохотом несется голубая стрела. Но вот она поднимается, и на фоне светлого неба появляется силуэт самолета. Вскоре он исчезает и только по гулу мотора можно понять, как он развернулся влево, прошел перпендикулярно линии взлета, снова развернулся влево, идет прямо на нас на высоте 300- 400 метров.

Неожиданно летчик включает бортовые огни и классически выполняет левую бочку - переворачивает машину вокруг продольной оси, - снова их выключает и скрывается в темноте. Гул мотора постепенно стихает.

Что он хотел показать, наш бывший комэск? Мастерство? Безусловно. Не каждый отважится пилотировать ночью, на малой высоте, когда не видит естественный горизонт, когда небо, как и земля, черно. Но ведь это и грубейшее нарушение дисциплины. Как он отважился? Неужели не побоялся командира полка? Уверен, на это никто не пойдет. Все мы любим Писанко, и все немного боимся. Конечно, не в низменном понятии этого слова, в другом, хорошем. Боимся сделать не так, как надо, боимся увидеть его укоризненный взгляд...

Меня осеняет мысль: Глебов сделал это с разрешения Писанко. Не исключено, что Писанко сам ему подсказал. Будто наяву вижу нашего командира.

- Давай лети, - говорит он старшему лейтенанту Глебову, и когда тот собирается уходить, возвращает его. - Ты знаешь, надо придумать такое, чтобы летчики не волновались за исход ночного полета, надо убедить их, что это не страшно и ничего не случится, если уверен в себе, если спокоен. Главное, чтобы не волновались... Ну, предлагай!

Он не приказывает и ничего не советует своему заместителю. Мудрый и опытный командир ждет, когда Гле6ов выберет сам и предложит то, на что способен.

- Может, пройти пониже и что-то крутнуть? - предлагает Глебов.

- А кто увидит тебя в темноте?

- Можно включить бортовые огни.

- Это другое дело. А если поблизости окажется ямессершмитт"? Впрочем, посмотрим. Я разрешу тебе сделать бочку, если в нашем районе будет спокойно.

До чего же все-таки мудр, предусмотрителен Писанко. Не успел я поделиться своими мыслями о причине глебовской вольности, а Бочаров уже нас вдохновляет:

- Видите! Черт-то не так уж и страшен...