Михаил Кольцов - Испанский дневник (Том 2) Страница 26

Известно, что значительная часть штаба Малаги не только состояла в связи с фашистами, но и попросту осталась в городе до их прихода. После артиллерийского обстрела с суши и с моря, после сокрушительной воздушной бомбардировки пехоте не осталось ничего иного, как без боя войти в солнечную, славящуюся своими янтарными винами Малагу. Память об этих райских днях сохранилась во всех записных книжках итальянских пленных, Танков под Малагой они не встретили - у республиканцев на весь малагский сектор из-за саботажа в штабе действовали только четыре броневичка. Итальянцев тревожил только десяток республиканских истребителей, бомбардировщики были заняты фашистским флотом{15}.

Все это настроило завоевателей на самый праздничный лад. Абиссинская война стала вспоминаться как мучительный кошмар. И в самом деле, чего стоит эта африканская пустыня с ее жалкими эфиопскими мазанками, если рядом, под боком, есть другая Абиссиния - с чудесным климатом и изумительными городами, с гостеприимными испанскими фашистами, с приветливыми сеньоритами! Через три недели итальянская военщина стала вести себя в стране старого культурного народа, как в самой дикой, порабощенной колонии.

На Гвадалахаре экспедиционный корпус тоже не ожидал сколько-нибудь серьезного сопротивления. Разведка доносила - и сведения были верные, - что в горах очень мало республиканских войск, что все стянуто на Хараму. Внезапный удар должен был застать Гвадалахару врасплох и привести итальянский корпус к окрестностям Мадрида. Солдатам было разъяснено, что никакой авиации у республиканцев нет, а танки если есть, то они в горах не ходят.

Моторизованные дивизии начали свой новый марш во всем блеске вооружения и оснащения. Несколько тысяч грузовиков, приспособленных для пулеметной и ружейной стрельбы, огромный артиллерийский парк из нескольких сотен орудий различных калибров, большой танковый парк, богатейший запас снарядов и патронов, химические средства борьбы, - трудно себе представить более снабженную европейскую армию! Только санитарная служба корпуса оказалась очень убогой. О ней начальство не подумало. Или, может быть, не считало, что она понадобится...

Первые дни вторжения только подтвердили надежду завоевателей! Отбрасывая малочисленные горные отряды, моторизованный корпус без труда подошел почти к самой Торихе. Опережая события, фашистские военные сводки сообщили о занятии Тарасены и даже предместий Гвадалахары - они забежали вперед почти на тридцать километров! Тем неожиданнее и тягостнее оказался ответный тяжелый удар республиканцев.

Пленные рассказывают:

- Все свалилось на нас как кошмар. Атаки пехоты с танками, штыковой бой, ночной бой под проливным дождем, кавалерия на фланге, беспрерывные налеты авиации!

После третьей бомбардировки наш капитан спрятался на ферме в погребе. Он плакал как дитя. Он сказал мне: "Делайте, ребята, что хотите, с меня хватит!" Мы советовались: что делать, если нас оставили офицеры? Большинство рассудило, что надо просто лежать в поле и дожидаться, кто нас заберет - наши или ваши.

Особенно тягостно подействовало на итальянских солдат то, что фашистское командование не организовало вывоз своих раненых с поля боя. Сейчас больницы в Гвадалахаре набиты сотнями раненых итальянцев. Когда к кроватям подходит врач, у пленных появляются слезы на глазах. Они тянутся целовать хирургам и сестрам руки, трогательно благодарят их за милосердие.

Пленных продолжают брать, и не только в бою. Немало солдат просто разбежалось и разбрелось по лесам, по садам, по кладбищам. Голодные, жалкие, они ищут, кому отдаться в плен.

К республиканцам пришло сегодня пятнадцать перебежчиков. Почти все они справлялись, где батальон Гарибальди. Это уже более активно настроенная публика.

- Мы хотим вместе с итальянцами воевать против фашизма, - заявили они.

Но большинство пленных - ушибленные страхом, растерявшиеся, как во время землетрясения, деморализованные, словно очнувшиеся от сна, словно только что родившиеся на свет люди.

Это последнее, то есть деморализация целых частей при первом серьезном столкновении с численно меньшим и хуже вооруженным противником, интереснее, чем оперативный исход боев на Гвадалахаре и их ближайшие последствия. Это самое поучительное для оценки внутреннего состояния фашистской армии. Мы видим, как перед лицом подлинной опасности сползает вся скорлупа, в которую тщательно закупорена "боевая единица" фашистского империализма, как из-под нее обнажается живой человек, которого фашизм в массе не смог даже за пятнадцать лет приспособить для своих целей.

Просто поразительно видеть эту наготу людскую, это наивное, простодушное ничтожество вчерашних солдат гордой фашистской империи сегодняшних пленников испанской Народной армии.

Конечно, во всяких войнах бывали захваты пленных. Очень часто рядовая солдатская масса, лишенная управления, превращалась в стадо, в толпу беспомощных людей, потерявших свою военную и гражданскую мораль, равнодушных к своей воинской и национальной чести, готовых служить новым хозяевам, рыть для них окопы или даже стрелять против своих старых хозяев. Но ведь то были капиталистические армии дофашистского периода, собранные наспех, без политического отбора, по методу всеобщей мобилизации! Они смутно представляли себе, за что воюют, а если знали, то были равнодушны или враждебны целям войны... Здесь же перед нами отборная чернорубашечная молодежь, поголовно все члены фашистской партии, можно сказать боевой авангард, надежда и гордость Муссолини, лучшие его кадры, к которым он обращается с пламенными личными приветствиями.

Эти кадры фашистские вожди воспитывали полтора десятилетия в школах, на торжественных парадах, при помощи своей трескучей фразеологии, индивидуалистических теорий и культа сверхчеловека. Среди пленных есть молодые люди, которых фашистский режим воспитывал с колыбели; когда Муссолини пришел к власти, им было по три года. Сейчас, переночевав одну ночь под крышей у своих противников, они проклинают "дуче" и всю его империю. Не глубоко сидят в них пятнадцать лет фашистского воспитания!

Конечно, верхушка армии более тесно связана с фашистским режимом. Но и она в основном очень плохо выдержала боевое испытание. Паническое отступление, потеря орудий, деморализация людей произвели потрясающее впечатление на фашистский командный состав. Республиканцы нашли трупы четырех итальянских офицеров, одного подполковника и трех капитанов, покончивших с собой. Самоубийцы только лишь предупредили события: новые пленные рассказывают, что девятнадцатого марта высшим командованием за бегство из частей расстреляны два командира батальонов.