Тони Клифф - Сталин. Красный «царь» (сборник) Страница 27

Перечисляя причины разложения якобинцев у власти: погоня за богатством, участие в подрядах, в поставках и т. п., – Раковский приводит любопытное замечание Бабефа о том, что перерождению нового правящего слоя немало способствовали бывшие дворянки, к которым якобинцы были очень падки. «Что вы делаете, малодушные плебеи? – восклицает Бабеф – сегодня они вас обнимают, а завтра задушат». Перепись жен правящего слоя в Советском Союзе обнаружила бы сходную картину. Известный советский журналист Сосновский указывал на особую роль «автомобильно-гаремного фактора» в формировании нравов советской бюрократии. Правда, вслед за Раковским, Сосновский успел с того времени покаяться и был возвращен из Сибири. Но нравы бюрократии от этого не стали лучше. Наоборот, само это покаяние есть доказательство прогрессирующей деморализации.

Именно в старых статьях Сосновского, ходивших по рукам в виде рукописей, рассыпаны незабываемые эпизоды из жизни нового правящего слоя, наглядно свидетельствующие о том, в какой высокой мере победители усвоили нравы побежденных. Чтоб не возвращаться, однако, к прошлым годам, – Сосновский окончательно сменил бич на лиру в 1934 году, – ограничимся совсем свежими примерами из советской печати, причем выберем не злоупотребления и так называемые «эксцессы», а наоборот, будничные явления, легализованные официальным общественным мнением.

Директор московского завода, видный коммунист, хвалится в Правде культурным ростом руководимого им предприятия. «Механик звонит: „Как прикажете, сейчас остановить мартен или обождать“… Я отвечаю: „подожди“…». Механик обращается к директору крайне почтительно: «как прикажете», тогда как директор отвечает ему на ты. И этот непристойный диалог, невозможный ни в одной культурной капиталистической стране, рассказывается самим директором на страницах «Правды» как нечто вполне нормальное. Редактор не возражает, ибо не замечает; читатели не протестуют, ибо привыкли. Не будем удивляться и мы: на торжественных заседаниях в Кремле «вожди» и народные комиссары обращаются на ты к подчиненным им директорам заводов, председателям колхозов, мастерам и работницам, специально приглашенным для награждения орденами. Как не вспомнить, что одним из наиболее популярных революционных лозунгов в царской России было требование отмены обращения на ты начальников к подчиненным!

Поражающие вельможной бесцеремонностью кремлевские диалоги власти с «народом» безошибочно свидетельствуют о том, что, несмотря на октябрьский переворот, национализацию средств производства, коллективизацию и «уничтожение кулачества как класса», отношения между людьми, притом на самых верхах советской пирамиды, не только не поднялись еще до социализма, но во многих отстают и от культурного капитализма. За последние годы в этой наиболее важной области сделан огромный шаг назад, причем источником рецидивов истинно русского варварства является, несомненно, советский Термидор, принесший малокультурной бюрократии полную независимость и бесконтрольность, а массам – хорошо знакомую заповедь повиновения и молчания.

Мы далеки от мысли противопоставлять абстракцию диктатуры абстракции демократии и взвешивать их качества на весах чистого разума. Все относительно в этом мире, где постоянна лишь изменчивость. Диктатура большевистской партии явилась одним из самых могущественных в истории инструментов прогресса. Но и здесь, по слову поэта, Vernunft wird Unsinn, Wohltat – Plage[2]. Запрещение оппозиционных партий повлекло за собой запрещение фракций; запрещение фракций закончилось запрещением думать иначе, чем непогрешимый вождь. Полицейская монолитность партии повлекла за собою бюрократическую безнаказанность, которая стала источником всех видов распущенности и разложения.

Социальные корни Термидора

Советский термидор мы определили как победу бюрократии над массами. Мы пытались вскрыть исторические условия этой победы. Революционный авангард пролетариата оказался частью поглощен аппаратом управления и постепенно деморализован, частью уничтожен в гражданской войне, частью отброшен и раздавлен. Усталые и разочарованные массы относились безучастно к тому, что происходило на верхах. Этих условий, как они ни важны сами по себе, совершенно недостаточно, однако, для объяснения того, почему бюрократии удалось подняться над обществом и надолго сосредоточить его судьбы в своих руках: ее собственной воли для этого было бы, во всяком случае, недостаточно; возникновение нового правящего слоя должно иметь глубокие социальные причины.

Победе термидорианцев над якобинцами в XVIII веке тоже содействовали усталость масс и деморализация руководящих кадров. Но под этими конъюнктурными по существу явлениями шел более глубокий органический процесс. Якобинцы опирались на поднятые великой волной низы мелкой буржуазии; между тем революция XVIII века, в соответствии с ходом развития производительных сил, не могла не привести в конце концов к политическому господству крупную буржуазию. Термидор был только одним из этапов этого неотвратимого процесса. Какая же социальная необходимость нашла себе выражение в советском Термидоре?

В одной из предшествующих глав мы пытались уже дать предварительный ответ на вопрос, почему восторжествовал жандарм. Нам необходимо здесь продолжить анализ условий перехода от капитализма к социализму и роли государства в этом процессе. Сопоставим еще раз теоретические предвиденья с действительностью. «Подавлять буржуазию и ее сопротивление все еще необходимо… – писал Ленин в 1917 г. о том периоде, который должен наступить сейчас же за завоеванием власти, – но подавляющим органом является здесь уже большинство населения, а не меньшинство, как бывало всегда… В этом смысле государство начинает отмирать». В чем выражается отмирание? Прежде всего в том, что «вместо особых учреждений привилегированного меньшинства (привилегированное чиновничество, начальство постоянной армии) само большинство может непосредственно выполнять» функции подавления. Дальше у Ленина следует неоспоримое в своей аксиоматичности положение: «чем более всенародным становится самое выполнение функций государственной власти, тем меньше становится надобности в этой власти». Отмена частной собственности на средства производства устраняет главную задачу исторического государства: охрану имущественных привилегий меньшинства против подавляющего большинства.

Отмирание государства начинается, по Ленину, уже на другой день после экспроприации экспроприаторов, т. е. прежде еще, чем новый режим успел приступить к своим экономическим и культурным задачам. Каждый успех на пути разрешения этих задач означает тем самым новый этап ликвидации государства, его растворения в социалистическом обществе. Степень этого растворения есть наилучший показатель глубины и успешности социалистического строительства. Можно установить такую примерно социологическую теорему: сила применяемого массами в рабочем государстве принуждения прямо пропорциональна силе эксплуататорских тенденций или опасности реставрации капитализма и обратно пропорциональна силе общественной солидарности и всеобщей преданности новому режиму. Бюрократия же, т. е. «привилегированное чиновничество, начальство постоянной армии», выражает особый род принуждения, такой, какого массы не могут или не хотят применять, т. е. такой, который так или иначе направляется против них самих.