Г. Тринчер - Рутгерс Страница 27

— Бедняга останется безработным, — смеется Себальд. — Я уезжаю из Амерсфорта от двойного надзора — врачей и полиции. Здорово изменилось время, правда, Барта? Марксов призрак коммунизма стал явью, а вот тот, что следует за нами, поистине превратился в этакое полицейское привидение.

Себальд оборачивается и смеется, глядя на изумленного шпика.

После туманной холодной Голландии Италия ослепила солнцем и синевой. Рутгерсы и приехавшая вместе с ними голландская писательница Августа де Вит поселились в Леричи, маленьком итальянском селе под Специей, на берегу Лигурийского моря. Они сняли виллу, стоявшую на возвышении в огромном запущенном саду.

Несколько дней устройства и безделья, а затем в доме введен четкий распорядок. С шести утра до семи Себальд и Барта работают. Они пишут воспоминания о поездке из Владивостока в Москву. Потом занятия с Гертрудой.

— Целое — это вот что, — говорит Себальд, держа на ладони большое красное яблоко. — Оно у тебя одно, и не можешь ты одна съесть его, если к тебе пришла подруга. Значит… — Нож разрезает яблоко на две половины. — Вот тебе две части целого. А если пришли три девочки… — Снова движение ножа, и сочное яблоко делится на четыре части. — Было целое, потом две половины, а теперь четыре четверти.

Так проходит урок арифметики. Барта занимается с Гертрудой географией и историей. Августа де Вит преподает голландский. После обеда девочка отправляется в деревенскую итальянскую школу. Таков закон семьи. Где бы ни были Рутгерсы, дети посещают местную школу.

— Будут знать язык окружающих людей, — говорит Себальд, — и кроме того, человек должен общаться с людьми той страны, в которой живет, и иметь среди них друзей.

После школы девочка свободна. Она играет в саду со своими итальянскими подругами, бегает с ними по морскому берегу. А Себальд часами сидит за письменным столом. Он вновь Перелистывает свои московские записи. Давние мысли складываются а стройный план.

Квалифицированные рабочие, инженеры, современная американская техника и организация в условиях социалистического управления — вот что сейчас необходимо, думает Себальд. Если рабочие из стран с высокоразвитой техникой приедут в Россию и вместе с русскими рабочими примут участие в строительстве, можно будет создать современное образцовое предприятие в Сибири, наиболее быстро и успешно разрабатывать ее богатые недра. Можно будет…

Размашистые строки покрывают белые листы.

А вечером все отдыхают. Потрескивает пламя камина в большой комнате, распространяя тепло и запах леса. Августа де Вит читает главы своего нового романа. Себальд и Барта вспоминают эпизоды поездки из Владивостока в Москву. Гертруда рассказывает о школьных новостях, старательно вставляя итальянские слова, которые запомнила в течение дня. Так проходят вечера. Их разнообразят игры, шутки, смех. Особенно весело стало, когда в гости к Августе де Вит приехал ее родственник студент. Тут были и шарады и игра в пословицы, забавные задачи на сообразительность, загадки.

В селении жил один из немногих оставшихся в живых воинов Гарибальди — седобородый, седовласый старец. Себальд с интересом слушал его исполненные романтики рассказы о героях освободительного движения. Любил Себальд перекинуться словом и со своим ближайшим соседом итальянцем, присматривавшим за садом, и с его восемнадцатилетней дочерью, черноглазой Джиной, помогавшей Барте в их хозяйстве.

Барта только добродушно посмеивалась, слушая, как Себальд, старательно выговаривая итальянские слова, говорил Джине ничего не значащие любезности, а Джина хохотала, поправляя его ошибки.

Однажды в день ярмарки Рутгерсы приняли участие в народном гулянье. Люди пили, пели, танцевали. Увлеченный общим весельем, Себальд, пригласив Джину, стал танцевать.

— Чудесный был вечер, — вспоминал Себальд на еле дующее утро за завтраком, — вообще я чувствую себя совершенно здоровым.

Резкий стук в дверь, и сразу вслед за ним в комнату входит молодой итальянец.

— Вы танцевали с моей невестой, синьор, — гневно произносит он, положив руку на заткнутый за пояс нож и наступая на растерянно поднявшегося ему навстречу Себальда.

Барта мгновенно оценила положение. Себальд не успел промолвить ни слова, как она кинулась к нему, и перед молодым итальяцем была разыграна нежная супружеская сцена.

— Мио карио, — ласково приговаривает Барта.

— Миа кара, — вторит ей Себальд. Обиженный жених постепенно успокаивается.

— Я, право, никого не хотел оскорбить, — объясняет Себальд ревнивому итальянцу, усаживая его завтракать. Барта выходит из комнаты и возвращается с Джиной. и бутылкой старого вина. Мир заключен под веселые тосты за здоровье двух присутствующих пар.

— Миа кара, — поддразнивал Себальд Барту, когда ушел успокоенный гость. — Удивительно, до чего женщины умеют разрядить опасное положение! Государственные деятели должны бы подумать об этом.

С каждым днем все больше часов проводит Себальд за письменным столом. У него обширная переписка с партийными руководителями в Неаполе и Риме, с товарищами из разных других стран. Но основное время занимает разработка Сибирского плана.

— Надо серьезно изучать русский язык, Барта. Я думаю, мой план будет принят, и тогда мы надолго останемся в России. Нельзя работать с людьми, не зная их языка. Хорошо бы использовать свободное время здесь для занятий русским. Но где найти учителя?

На помощь пришла Августа де Вит. Она рассказала, что недавно навестила подругу в туберкулезном санатории в Давосе и познакомилась там с чудесной девушкой — Бронкой Корнблит, польской революционеркой, за плечами которой нелегальная работа в царской России. Свое пребывание в Давосе она оплачивает работой в лаборатории.

Писательница восхищалась энергией этой девушки, ее волей к жизни. Бронка согласилась на сложную операцию, была у профессора Зауербруха в Берлине его вторым пациентом, который решился на торакопластику. У нее укорочены ребра и сжато правое легкое, но это спасло ее. А теперь она мечтает о том, чтобы вернуться к жизни, к работе.

— Италия была бы ей полезна. Думаю, она согласится приехать и заниматься с вами, — закончила свой рассказ Августа де Вит.

В тот же день Бронке было отправлено письмо с приглашением приехать в Леричи. Ответ не заставил себя ждать.

«Дорогие товарищи Рутгерс, я с радостью принимаю ваше предложение. Скоро год, как я живу под врачебным надзором, как комнатное растение под стеклом. Но я не оставляю надежды вернуться к прежней жизни. Приеду обязательно в самые ближайшие дни», — писала Бронка.