Микаэл Налбандян - Карен Арамович Симонян Страница 29

Там, где царили нищета и обездоленность, положение армян становилось еще более бедственным и жалким. А в больших городах, где, казалось бы, могла развиваться их духовная и политическая жизнь, армяне, прельстившись торговлей, легко отказывались от своих исконных занятий и желали лишь одного — копить, обогащаться… Не проливая собственного пота, не создавая материальных ценностей…

Равнодушие денежной знати, с одной стороны, и преследования церковников — с другой, приводили в отчаяние армянских просветителей. В одном из своих писем Хачатуру Абовяну Степанос Назарян старался успокоить и утешить его, хотя и сам не меньше Абовяна нуждался в этом.

«Мой дорогой Абовян, — писал он, — твое сообщение из Тифлиса о наших соотечественниках очень огорчило меня и подтвердило мое прежнее мнение. Ты говоришь: «Я должен бросить дом и родину и искать другое», и я могу представить, в какой невыносимой среде ты находишься. Но скажи, Абовян, неужели честная душа наших потомков не наложит печать проклятия на бегущих из родины? Конечно, почти невозможно распространять среди армян что-нибудь хорошее, но разве следует из-за этого отчаиваться?.. Поэтому выкажем даже в самых трудных обстоятельствах наше терпение и благоразумие, надеясь, что еще придут лучшие времена, когда око человеческое яснее увидит истину, а сердце глубже постигнет доброе и прекрасное. Я уверен, что наши благодарные потомки оценят нас и изумленным взором взглянут на нас как на истинных и преданных сынов отчизны».

Степанос Назарян и стал тем самым звеном, которое через время и пространство связало Хачатура Абовяна и Микаэла Налбандяна. Степанос Назарян должен был стать свидетелем трагедии этих двух друзей и соратников. Сходной трагедии.

В одном из своих писем, отправленных другу более чем через двадцать пять лет после гибели Абовяна, Налбандян напишет: «Я сломаю и выкину свое перо: после этого меня всегда будет тошнить при имени армянской нации — вот, брат, какова нынче степень моего положения и отчаяния. Увы мне, что я появился среди армян; ни в какой другой нации я не был бы так несчастлив».

Нет, ни Абовян, ни Налбандян и Назарян, а потом и Степан Воскан и Арутюн Свачьян, с которыми мы еще познакомимся в этом повествовании, не преувеличивали. Да разве только они? Сколько еще великих людей родятся и без остатка посвятят свои жизни и талант народу, взамен получая лишь унижение и гонения, ибо приводящие в отчаяние невежество, провинциализм и безнадежное мещанство не дадут понять и оценить этих благородных людей! А вместо них под барабанный бой и фанфары льстецов будут объявлены национальными деятелями угодливые карлики с ничтожной душонкой, во имя своего мелочного тщеславия или безудержной алчности выступающие от имени всей нации, но держащие эту свою «любимую» нацию в невежестве и отсталости…

Но, даже живя в такие тяжелые времена, когда, казалось, нет иных путей борьбы, кроме двурушничества и фарисейства, когда из-за малейшей обиды сами армяне с готовностью и даже злорадством предавали свой язык и народ, топтали заветы предков и теряли собственное лицо, когда, произнося патриотические речи, свои похуже чужаков выжимали соки из своего народа, — эти настоящие деятели все-таки делали все возможное, чтобы пробудить в народных массах чувство национального достоинства и сознания, распространить идеи гуманизма, воспитать способность оценить свои духовные, и культурные ценности.

Степаносу Назаряну близки были идеи социализма, уже распространившиеся в Европе и постепенно проникавшие в Россию. В 1851 году он опубликовал созданный им на ашхарабаре учебник «Первая духовная пища для армянских детей», в котором не только объяснял преимущества просвещения и образования, но и стремился Привить детям идеи свободы.

Чтобы человек стал самим собою, прежде всего необходимо просветить его. А чтобы древо просвещения пустило глубокие корни, крепло и плодоносило, просвещение каждого народа должно осуществляться на его родном языке. Народ обязан в совершенстве говорить, чувствовать, понимать и мыслить на родном языке. Однако это ни в коем случае не должно перерастать в слепой Шовинизм, характерная особенность которого, был убежден Назарян, — ставить свою нацию превыше всех детальных.

Дети армян со всей старательностью должны изучать также и русский язык. Но русский язык они должны изучать не для обрусения и отчуждения от своего родного языка, объяснял Сгепанос Назарян, а чтобы воспользоваться теми материальными и духовными благами, которые предоставляет армянам это европейское государство — Россия. Детей необходимо было воспитать Так, чтобы пробудить в них также чувство национальной государственности.

Эти планы Назаряна рассчитаны были не на одно-два десятилетия. То были великие и прекрасные планы превращения армян в нацию и обретения ими своей новой государственности.

21 марта, через три дня после того, как Степанос Назарян обратился к министру народного просвещения с прошением об издании армянского периодического органа, Микаэл Налбандян написал подробное письмо своему живущему в Петербурге земляку генералу Симону Султаншаху, с которым познакомился недавно. Благодаря своему положению генерал был дружен со многими влиятельными людьми.

В письме Микаэл рассказал о своих с Назаряном планах относительно журнала, говорил о его задачах, сообщал, что называться он будет «Юспсаин пайлохутюн» — «Северное сияние» — и что препятствием к получению разрешения может послужить го, что в Москве нет цензора, владеющего армянским языком. Объяснив, как можно решить вопрос с цензором, Налбандян просил генерала использовать свои связи и помочь получить разрешение. «Наше единственное желание — хотя бы немного приблизить народ к литературе, дать новые соки и пищу высохшей армянской словесности, а язык, душу и направление самой литературы сделать как можно более народными, освободив их от монашества, в коем они до сих пор пребывают заброшенными» — так закапчивал письмо Налбандян.

Через несколько дней он послал в Нихичеван-на-Дону письмо своему бывшему школьному товарищу, а ныне купцу Григору Салтикяну, детская дружба с которым в годы, когда они вместе под главенством Карапета Айрапетяна выступали против Арутюна Халибяна и его сторонников, переросла в тесное сотрудничество. Микаэл попросил его подготовить почву для распространения в Нахпчеване будущего издания.

Надежда иметь журнал вносила в планы Микаэла Налбандяна определенные коррективы. Если год назад профессию врача он считал единственно возможной и писал брату, что, «став здесь врачом, я могу во многом помочь своим родителям и близким, а если же приеду и останусь