Любовь Сирота - Припятский синдром Страница 29

— Да, ты прав... Ой, совсем забыла!.. Возьми в прихожей в пакете кильку, накорми Василия, пожалуйста...

Кот, восприняв ее слова как команду, сразу же бросился на кухню.

— А ты почему пришел?.. Забыл что-нибудь?.. — спрашивает Ирина, вернувшегося с кухни Александра.

— Да ладно, хватит дуться!.. Я мириться пришел... Надеюсь, ты меня не прогонишь на этот раз?!..

Ирина безвольно смотрит в его вновь посветлевшие голубые глаза.

— Как хочешь...

— Спасибо, — нежно берет ее руки в свои Александр, целует их. — Я помогу тебе лечь, — поднимает он Ирину на руки, целует в губы.

Они в постели…

Александр уснул. Ирина смотрит на него, на Ваську, устроившегося в его ногах, и вспоминает их знакомство в больнице ...

… Всесоюзный Научный Центр Радиационной Медицины (ВНЦРМ), окруженный могучим чугунным забором, расположил свои красивые корпуса у самого леса, захватив на свою территорию немало вековых дубов и сосен. В одном из корпусов на первом этаже вдоль стен коридора со множеством дверей стоят удобные мягкие стулья для посетителей. Правда, посетителей почти нет. На стене у дверей начмеда (начальника медицинской части) висит информационный стенд, на котором, среди прочей информации, Ирина видит примерно такую: «Товарищи! Йодная опасность уже миновала. Теперь можно есть и пить без ограничений, чаще проветривать помещения. Но многие все еще придерживаются наших ранних рекомендаций, в связи с чем наблюдается увеличение количества разнообразных хронических заболеваний...» и т.д.

Ирина, хмыкнув, заходит в кабинет.

Она лежит под капельницей в небольшой уютной палате на три кровати, с приятными шторами и тонким белоснежным тюлем, занавешивающим высокое окно и балконную дверь, сквозь который виднеется золотое убранство редких лиственных деревьев в густо-зеленом сосновом бору за больничной оградой. В палате две соседки-припятчанки. Одна почти ровесница Ирины — радиоинженер. Другую Ирина знала по «Медику», где та работала пионервожатой.

— Светлана, — обращается к ней Ирина, — все хочу спросить — как звать девушку, которая к тебе приходит?..

— Антонина. А что?

— Она на Дружбе Народов жила в Припяти, да?..

— Кажется… Впрочем, мы с ней только здесь познакомились… Но у нее серьезные провалы в памяти…

— Ах, вот оно что!.. А я думала, то ли я ошибаюсь, то ли она не хочет меня признавать… Она изменилась, конечно… Но мы ведь жили рядом… Да…. Теперь все понятно…

— Девчата, ведь у меня с памятью тоже творится что-то неладное, — заинтересованно включается в разговор Михайлина Васильевна, поправляя внушительные очки. — Встречу кого-то, вижу — до боли знакомый человек, а кто он, что он — вспомнить не могу... И главное, если бы это в редких случаях, а то ведь постоянно... Про имена там, фамилии я уж и не говорю... Такие мелочи даже не пытаюсь вспоминать…

— Сейчас у наших у всех такое, с кем не поговоришь... Не память, а решето, — говорит Светлана, подойдя к Ирине и проверяя, сколько еще лекарства осталось в капельнице. — Но слабая память, это полбеды, — продолжает она, возвращаясь к своей кровати. — Для меня страшнее, что теперь я практически ни на что не способна!.. А ведь еще недавно могла все… Буквально все… Не поверите, два года назад, незадолго до Чернобыля, у меня была всего неделя отпуска, так я за эту неделю родителям в селе не только вскопала огород, посадила все и полностью обработала сад, я еще успела сделать косметический ремонт внутри дома… даже поштукатурила и побелила его снаружи… Правда, когда возвращалась в Припять, в поезде забралась на верхнюю полку и до утра не сползала, все тело гудело и болело… Но то была другая, приятная, почти сладкая боль — от работы… Не такая невыносимая и изматывающая, как теперь — от болячек… Ах, — вздохнула она. — Но главное, что теперь даже самые элементарные вещи даются так тяжело… Это в наши-то годы!..

— Правда, — поддержала ее Ирина. — Я сейчас не могу поверить, что до аварии могла утренним пятичасовым автобусом смотаться в Киев, сделать там все свои и дворцовские дела, поработать в библиотеке, вечером вернуться, переделать все домашние дела, проверить уроки сына, ночью поработать над каким-нибудь сценарием или чем-то еще, — и утром, свежей, как огурчик, явиться на планерку в ДК… А теперь я уже никому ничего не обещаю… Боюсь подвести… Ты права, Света, это так удручает…

— Знаете, что, девчата, — говорит Михайлина Васильевна, — не нужно вспоминать и терзать себя тем, что мы могли и чего теперь не можем… Нам уже не быть такими, как раньше, поэтому пора перестраиваться, нужно научиться радоваться тому, что мы можем делать теперь… даже самой малости… Иначе вообще крыша поедет…

— Ой, смотрите, Васька пожаловал!.. — воскликнула Светлана.

Это в палату через открытую балконную дверь важно вошел огромный пушистый красавец-кот с голубыми глазами и черной шерстью с серебристым отливом. Остановившись посередине комнаты, он осмысленным взором смотрит поочередно на каждую больную, будто здороваясь персонально с каждой.

— Ирина, ты действительно решила взять его?

— Конечно!.. Денис будет страшно рад!.. Ведь это же чудо, а не кот!..

— Василий, ты рано пришел, до обеда еще далеко!.. Иди, гуляй, а то нам от сестер за тебя достанется!.. Иди, иди, — говорит коту Михайлина Васильевна.

Василий отошел поближе к балкону и сел, в ожидании своей обеденной порции.

— Светка! — влетает в палату худенькая Антонина с перевязанным горлом. — У вас обхода не было еще?..

— Сегодня или на той неделе?!.

— Кончай издеваться!.. У нас только что профессорский обход был...

— В вашей эндокринологии все не как у людей... Каждый день обход, вот и профессорский даже... А у нас лечащий врач и тот, как ясное солнышко, раз в неделю появится на полчасика, мы и рады!..

— Тоня, здравствуй! — окликает гостью Ирина.

Та внимательно всматривается в лицо лежащей под капельницей и слабо улыбающейся ей Ирины, но, не узнав, пожимает плечами.

— Да Ирина я!.. Соседей не признаешь?!.

— Ах! — хватается за голову Антонина и, тихо завывая, качает головой. — Господи!.. Никогда бы не узнала!..

— А как Анюта твоя?..

— Здесь рядом, в диспансере лежит. В гематологии…

— А что с ней?..

— Лейкоз…

… На мгновение перед Ириной вновь возникает фрагмент злосчастного 26 апреля:

У подъезда взрослые, в ожидании эвакуации, собрались в кучки, обсуждая случившееся, гадая, предполагая, споря о том, что ждет всех дальше.

Дети играют в догонялки у дороги, ведущей на станцию. Самые маленькие, и среди них Анюта, копошатся в песке...