Алексей Полянский - Ежов (История «железного» сталинского наркома) Страница 29

«Я ждал примерно семь или восемь дней в состоянии мучительной неизвестности» — так описывал Орлов долгую неделю, которую он провел в беспокойстве за судьбу судов, не зная, удалось ли им благополучно пройти по Средиземному морю. Только по прошествии восьми дней без тревожных сообщений он решил послать подробный отчет об операции.

Суда благополучно прибыли в Одессу 6 ноября 1936 года. Чтобы соблюсти строгую секретность, разгрузка производилась ночью, а затем груз был отправлен далее на специальном поезде под охраной тысячи красноармейцев и командиров. Заместитель наркома НКВД Украины лично сопровождал поезд, чтобы отрапортовать Ежову об успешном завершении операции.

Сегодняшняя телеграмма из Одессы с известием о прибытии груза… Операция завершена.

Нарком был доволен. Прошло чуть больше месяца со дня его прихода в НКВД, а в его активе уже такая важная операция, прошедшая, так сказать, без сучка без задоринки.

Ежов в душе где-то был благодарен Орлову за усердие и даже сделал запись в рабочем блокноте: «Орлова следует обязательно представить к награде». Но это не спасет испанского резидента НКВД.

12 января 1937 года

Изобразив на лице подобострастную улыбку, в кабинет мягкой походкой вошел первый заместитель наркома внутренних дел комиссар госбезопасности 1-го ранга Яков Саулович Агранов, пухленький человек среднего роста с выразительными и умными глазами.

Ежов знал его давно и, курируя НКВД и ЦК, досконально изучил его биографию, просмотрел все имеющиеся на него документы, пытаясь найти компромат, но так ничего и не обнаружил. Это был слишком умный и хитрый человек, крайне скрытный и осторожный. Таких голыми руками не возьмешь.

Агранов — это партийный псевдоним Сорендзона Янкеля Шевелева-Шмаева, родившегося в 1883 году в черте оседлости Белоруссии. Он происходил из состоятельной еврейской семьи, и ему удалось получить среднее образование. Потом Янкель Сорендзон стал профессиональным революционером и для конспирации сменил фамилию на Агранова. В девятьсот девятнадцатом стал эсером, но через три года вступил в РСДРП. (И здесь Ежов не смог к нему придраться — эсеровское прошлое нельзя было ставить в вину человеку, если он порвал с ним до революции.)

Безудержный карьеризм, готовность на любые действия ради личной выгоды, раболепие и умение строить отношения с вышестоящими руководителями и безотказно исполнять их желания помогли Агранову быстро выдвинуться после революции. С 1919 года он — секретарь Совета Народных Комиссаров и одновременно особо уполномоченный по важным делам при президиуме ВЧК. Почти два года он работает вместе с Лениным и скрепляет своей подписью документы Совнаркома, находя время и для чекистской деятельности. Тогда Агранов запросто общался не только с наркомами и секретарями ЦК, но и членами Политбюро, включая Сталина, что теперь беспокоило Ежова. В конце двадцатых годов у Сталина и Агранова были рядом дачи в Зубалове и, по слухам, они часто вместе проводили время, выпивали. Ежов полагал, что Агранов долгое время был информатором Хозяина в ОГПУ, подслеживал за Менжинским, Ягодой, Трилиссером. Но потом вроде бы Сталин охладел к нему. Более того, в конце прошлого года Ежов как-то в беседе со Сталиным упомянул имя своего первого заместителя. Хозяин поморщился и сказал:

— Агранов — это неискренний человек, провокатор. Надо еще посмотреть, как он вел следствие по делу об убийстве товарища Кирова, может быть, так, чтобы запутать все дело. Ягода всегда делал на него ставку.

Сталин никогда не бросался словами. Это было руководство к действию, и Агранова надо было убирать. Но сделать это сразу не представлялось возможным. Близкого к Ягоде заместителя наркома внутренних дел Прокофьева Ежов, по согласованию с Хозяином, еще в сентябре прошлого года освободил от работы в связи с переводом первым замом в наркомат связи и поставил на его место Фриновского. Людей такого уровня надо убирать постепенно, чтобы неожиданным арестом не взбудоражить НКВД, не вспугнуть сообщников. То же самое предстояло и с Аграновым. Ежов уже приступил к процедуре его устранения. В ближайшее время он сделает его не первым, а просто заместителем наркома, потом назначит начальником секретно-политического отдела, а затем под предлогом усиления работы на периферии отправит начальником управления в какую-нибудь область, где без шума его и можно будет арестовать. Сталин не доволен, как Агранов вел следствие по делу об убийстве Кирова, значит, быть ему ответчиком за это преступление.

Несколько дней назад Ежов осторожно сказал Сталину, что на Агранова от бдительных товарищей по работе поступают сигналы о его симпатиях к Троцкому, вечеринках в компаниях с Каменевым, Бухариным и Радеком, а главное, о негативной реакции профессионала Ягоды на некомпетентность в чекистских делах партийного работника. Такое осторожный Агранов конечно же не говорил открытым текстом, а, напротив, ругал Ягоду и хвалил Ежова. Но… все это для маскировки, такие двурушники, как он, умеют скрывать свои мысли. Ежов предложил постепенно отодвинуть Агранова с ключевых позиций в НКВД, но о планах его ареста ничего говорить не стал, эта мера подразумевалась сама собой.

Сталин после некоторой паузы сказал:

— Ты — нарком, решай сам. Раз человек запачкался, его надо убирать.

А это означало, что судьба Агранова решена и он больше не интересует Хозяина.

Но пока еще Агранов правая рука Ежова. Он не только первый заместитель, но и начальник Главного управления государственной безопасности, куда входят все оперативные отделы НКВД. Сейчас он курирует следствие по делу «Параллельного антисоветского троцкистского центра», которое подходит к завершению, и в конце этого месяца должен состояться процесс.

Этому делу большое значение придает Сталин, следит за его ходом. Поэтому Агранов сейчас нужен Ежову, а разобраться с ним можно будет после процесса.

О планах организовать процесс «Параллельного антисоветского троцкистского центра» Сталин сообщил Ежову в августе 1936 года, почти сразу после окончания суда над Зиновьевым, Каменевым и другими. Тогда Ежов только готовился примерить мундир наркомвнудела, но Сталин разговаривал с ним как с уже состоявшимся хозяином Лубянки, и Ежов понял, что с Ягодой этот вопрос обсуждаться не будет.

Кроме таких известных политических деятелей, как Радек, Сокольников, Пятаков, Муралов, Богуславский, на скамью подсудимых должны были сесть несколько хозяйственников и инженеров — Дробнис, Норкин, Шестов, Строилов, Арнольд, Лившиц, Ратайчак, Князев, Граше, Турок и Пушин, которые должны были поведать о своей вредительской деятельности, направляемой троцкистским подпольем.