Дмитрий Будинский - Полный вперед Страница 3

Каждое утро после завтрака в 08:00 было построение на плацу и подъем государственного флага. Весь взвод должен был присутствовать, включая одесситов. Наш ротный командир за этим строго следил. Практически всегда весной и осенью, когда не было дождя, после подъема флага и торжественной речи начальника организационно-строевого отдела, нашего «отца родного», музыкальный взвод играл марш «Прощание славянки» и мы строем, отдав честь государственному флагу и начальству, колонной шли через Дюковский парк в учебные корпуса. Отдам должное музыкальному взводу – лучше них «Прощание славянки» еще не сыграл никто. Это была их фирменная вещь, которую они исполняли без единой фальшивой ноты уже 50 лет. Взвод состоял где-то из тридцати курсантов-музыкантов разных курсов, с первого по шестой. Шестикурсники выбывали – первокурсники приходили. Все 6 лет, пока я учился, музвзвод ни разу не подвел. Каждое утро они стояли отдельным квадратиком в углу плаца и провожали нас на занятия своей музыкой. Барабанщики наотмашь барабанили. Трубачи изо всех сил дули в трубы. Дирижер, старенький ветеран в военно-морской форме самоотверженно дирижировал и сиял от счастья, когда ребята действительно хорошо играли. Жители окрестных домов, наверное, по нашему маршу сверяли часы.

Для кого-то из курсантов эта ежедневная процедура была банальной, утомительной и ничего не значащей. Но я всегда шел на утреннее построение с удовольствием. Приятно быть одним из тысячи курсантов, идущих куда-то строем.

Первая плавпрактика

В первую плавпрактику Вова и Ваня ушли из Измаила на судах Дунайского пароходства. Андрей получил распределение на парусник «Дружба». А мы с Алексеем попали на учебно-производственное судно «Профессор Кудревич».

Посадка на судно была в Ильичевске в середине августа 1994 года. Изначально рейс планировался на две-три недели в Сирию и назад, чтобы успеть к началу учебного года. Но после выхода из Ильичевска нам сообщили, что груз был перепродан и судно направляется в Португалию. Наш рейс получится дольше, чем планировалось. На сколько дольше – нам не сообщили.

Сто пятьдесят курсантов жили на нижней палубе в кубриках по шесть человек. В каждом кубрике – по 3 пары двухэтажных коек, умывальник, рундуки и пара иллюминаторов. Душ и туалет были общие «на этаже». Правый борт – наш, а на левом жили курсанты Ростовской мореходки.

Каждый курсант первого и второго курсов должен был два дня в неделю работать на палубе, дважды стоять на вахте или в наряде и два дня в неделю заниматься учебой. Организация была четкая, дисциплина строгая. С нами в рейсе были несколько наших преподавателей, которые это организовывали и контролировали.

После Португалии УПС зашел в Мергеру – пригород Венеции. У всех курсантов была возможность посетить этот уникальный город. Тогда я по достоинству оценил преимущества своей будущей профессии.

После Мергеры мы поехали в Грузию, в порт Поти.

Была уже осень. Штормило. По вечерам после трудового дня мы обычно играли в карты или в шахматы в своих кубриках, или что-нибудь читали. Двери всех кубриков были всегда открыты настежь. Мы ходили в гости друг к другу и зависали по интересам.

В один из таких вечеров на нашей палубе было довольно душно и накурено и мы держали иллюминаторы открытыми. Был уже поздний вечер.

В какой-то момент мы внезапно услышали громкий крик «Блин!». Его крикнули очень громко и одновременно несколько курсантов в самом дальнем конце коридора. Если честно, они крикнули другое нелитературное слово, но «Блин» – наиболее созвучное с ним, которое можно написать в книге. Мы переглянулись: что-то случилось?

Через секунду «Блин!» крикнули другие голоса, тоже в дальнем конце коридора и тоже синхронно. Еще через секунду немного ближе «Блин!». Мы отложили карты, замерли, внимательно вслушиваемся и ничего не понимаем. Опять «Блин!», еще ближе. Я встал из-за стола и пошел в коридор, чтобы узнать, что же там происходит. Снова громкое и дружное «Блин!» – совсем близко и через совершенно одинаковые промежутки времени. Я уже понял, что кричат из носовой части коридора, и это «Блин» приближается к нашему кубрику. Уже из соседнего кубрика кричат в один голос «Блин!». Мы совсем ничего не понимаем, у всех удивленные или испуганные лица, и вдруг в наши оба открытых иллюминатора бьет волна! Мгновенно залило всё: стол, карты, пол, койки… Все, кто сидел за столом, разумеется, тоже мокрые. Возле иллюминатора еще был магнитофон, который сразу замолчал… И мы все в один голос орем «Блин!». И сколько было кубриков до конца коридора, столько раз еще раздавалось дружное «Блин!». Мы терпеливо дослушали все «блины» до конца, а потом всех 80 курсантов обуял дикий смех… Минут 10 мы хохотали и не могли успокоиться. Сбежались преподаватели, курсанты с другого борта. А мы все хохочем и ничего не можем объяснить.

В Поти мы стояли у причала две недели с 1 по 15 ноября. Цена мандаринов и хурмы на базаре была 1 доллар за 15 килограммов. Это не опечатка: действительно, мешок мандаринов можно было купить за 2 доллара. Столько этих фруктов я никогда в жизни не ел. Каждое утро свободный от вахты курсант нашего кубрика шел на базар и покупал на 1 доллар полный рюкзак мандаринов и хурмы. Вечером, когда мы выносили ведро с мусором на корму в мусорный контейнер, в нем была только кожура мандаринов.

В Одессу мы вернулись во второй половине ноября. Когда УПС пришел в порт – лужи были замерзшими. Курсанты выходили с судна в шортах и рубашках с короткими рукавами. Некоторые родители встречали своих чад с теплыми вещами. Ведь изначально мы должны были сходить в Сирию и вернуться в конце августа. С тех пор, куда бы я ни ехал, у меня всегда с собой куртка, шапка, шарф и перчатки.

Этот первый рейс казался мне очень долгим. С одной стороны, дальние страны, путешествия, веселая компания курсантов. Но, с другой стороны, я очень скучал по дому и по своей девушке. Я звонил домой, отправлял телеграммы, но от этого легче не становилось. Я постоянно думал о Ксюше.

Мореходка: второй курс

На втором курсе мы немного оперились, обжились. Мне кажется, у нас был самый уютный и «упакованный» кубрик на весь этаж. Появился телевизор, магнитофон и самое главное – у нас теперь почти всегда была еда.

Вова и Ваня довольно часто на выходные ездили домой в Измаил. Когда они в воскресенье вечером возвращались в Одессу, я, Андрей и Алексей иногда встречали их на автовокзале. Измаильцы везли нам еду на следующие несколько недель. У Вовы дома хозяйство. Его мама изумительно запекает кролика с жареной картошкой и черносливом. Когда Вова доставал из сумки это блюдо, оно выглядело просто сказочно и было еще немного теплым. В такие вечера у нас всегда был праздник живота.

На втором курсе у меня не обошлось и без эксцессов. Однажды я попал на гопника. Больше всего меня расстроило то, что гопником оказался курсант нашей же мореходки – судоводитель четвертого курса. Но об этом я узнал позже.

Как-то в воскресенье вечером я возвращался от бабушки в экипаж. На пятом трамвае я доехал до конечной. Дальше надо было от Староконного рынка спуститься до улицы Фрунзе и потом по Маловского подняться к экипажу. От остановки весь маршрут занимал минут 15 по довольно темным одесским улочкам.

На конечной из трамвая вышли все, человек 8-10, и разошлись в разные стороны. Я в форме: шинель, шапка, ремень, на левом рукаве нашивка. Иду спокойным шагом прямо посередине улицы. Машин нет, поздняя осень, прохладно. Передо мной еще один пассажир нашего трамвая идет в том же направлении. Вообще, я очень осторожный человек и сразу чувствую опасность. Но в тот момент я шел абсолютно спокойно по ночному городу, не ожидая ничего плохого. Руки грелись в карманах шинели. Правая рука лежала на рукоятке газового пистолета. Одесса как-никак. Горячие девяностые.

Пистолет, как ни странно, мне подарили мои бывшие одноклассники еще год назад. Я и сам удивился этому подарку, но отказываться не стал.

Вот пассажир, который шел в десяти метрах впереди меня, разворачивается, оглядывается по сторонам и идет прямо ко мне. Одет прилично. На вид лет 25. Может спросить что-то хочет? Я сбавил шаг. Пройдя половину расстояния ко мне, он говорит:

– Доставай всё, что в карманах! – и продолжает идти на меня.

Я успел подумать: «Вот дурак… Ну как не стыдно грабить курсанта! Ведь ясно же, что я живу в экипаже, а не в пентхаусе в Аркадии. И денег у меня быть не может «априори».

Парень, очевидно, понял по моему лицу, что я не напуган, а скорее огорчен поворотом событий, и для пущей верности он крикнул:

– Быстро!

Вижу, что деваться некуда. Он ко мне всё ближе и ближе. Вот уже два метра, полтора. Ну, ладно. Достаю пистолет, направляю ему прямо в переносицу и нажимаю на курок.

– Бах!

В кино пистолеты страшней стреляют.

Я сделал пару шагов назад. Дым рассеялся. Гопник сидит, одним коленом упершись в асфальт, трет руками лицо, кряхтит и ругается. Я стою возле него и жду. Вокруг никого. Несколько светильников над подъездами освещают эту сцену слабым светом. Я понюхал ствол – запах резкий, но не противный. Хоть револьвер и шестизарядный, у меня было всего три патрона со слезоточивым газом. Значит, осталось еще два.