Скиталец - Повести и рассказы. Воспоминания Страница 3

В редкие минуты духовного просветления между изнуряющими церковными службами и пьяным угаром певчие как бы вспоминают, что они — люди, что они тоже должны жить «для лучшего». «Будем громко петь о горькой нужде, — говорит октавист Томашевский, — …и о том, как идем мы к погибели, оттого, что мы артисты, а не жулики, оттого, что у нас не умерла душа и мы еще можем чувствовать и петь, искренне веселиться и искренне плакать!»

Герои ранних произведений Скитальца — сильные, волевые люди, но не активные борцы.

Кузнец Федор Иванович (рассказ «Кузнец») сознает свое человеческое достоинство, превосходство над «хозяевами». Он знает, что его, руками и руками таких тружеников, как он, создаются все богатства на земле. Гордость и сознание превосходства делают его независимым, способным к бунту. Он чувствует себя подлинным хозяином жизни и потому бесстрашно бросает вызов своим поработителям: «Вы — хозяева завода, а я — хозяин дела, хозяин этих машин, в которых вы ничего не смыслите!» «Без врагов и без сражений — тебе и жизнь не в жизнь! — говорит один из персонажей рассказа. — И каждому делу, каждому чувству ты отдаешься весь целиком, без раздумья! Тебе бы надо жить во времена Стеньки Разина! Ты — человек цельный, из одного куска!»

Несомненное идейно-тематическое родство можно установить между персонажами этих рассказов и лирическим героем поэзии Скитальца.

Политически актуальные и злободневные стихи Скитальца пользовались огромной популярностью у читателей и были ненавистны цензуре. Так, о стихах Скитальца, напечатанных во втором сборнике «Знания», Петербургский цензурный комитет отзывался, как о «несомненно тенденциозных, намекающих на будущее разрушение и освобождение народа».

Однако нельзя не отметить отличительных особенностей в идейном содержании ранних стихов и прозы Скитальца, которые были замечены и тогдашней критикой: «…песни Скитальца не кованые, — писал критик «Русской мысли», — а звучные, сильные, оригинальные по размеру и настроению, и если в них слышится правда, много возмущения и гнева, то его рассказы не дышат местью и проклятием, не дики они и суровы, и не груб его голос, не чужд он словам любви…»[9]

Тема протеста, бунта, «распрямления» человека, характерная для творчества Скитальца в период революционного подъема накануне 1905 года, решалась писателем с гуманистических, общедемократических позиций; герои еще не поднимаются до осознания политической борьбы, они способны пока на стихийные выступления: это были только «искры возмущения».

Рассказы и повести Скитальца по-горьковски овеяны романтикой. Своеобразный быт средневолжских сел, где память народная хранила воспоминания о седой старине, поэтизировала удаль, свободу, веселый разгул; волжские песни, прославлявшие богатырский размах и силу народную, широкую заволжскую степь и «буйную волю», — все это составляло необходимый фон ранних стихов и многих рассказов, и потому герои казались более цельными, необычными, величавыми…

Атмосфера романтической приподнятости, лиризма и задушевности определялась еще и тем, что Скиталец умело вводил в художественную ткань произведения песню и музыку. Так, он находил чудесные краски для изображения процесса пения: «Этот чугунный, грохочущий голос, печальный и мрачный, был тверд и тяжел; казалось, что его можно было ощупать рукой в воздухе и что, дойдя до человека, он прижмет его к стене и раздавит… Внизу всего хора, как бы из земли, плыла густая, сочная и вкусная октава. Что-то плодородное, ароматное и девственное чувствовалось в этих ярких и цельных звуках, могучее и устойчивое. Казалось, что этот голос внес сюда всю природу, яркие солнечные лучи, их теплоту, ароматное дыхание зеленых степей, их тайны и теплый запах согретой солнцем земли…»

У Скитальца даже пейзаж озвучен, музыкален и потому особенно эмоционален: «А навстречу, подавляя своей мощной шириной, уже мчалось беспредельное море. Казалось, оно дышало. Синие тяжелые волны вздымались ленивою зыбью. Море звенело и пело. Величаво, как орган, гудело оно свою торжественную песнь. В ней говорилось о тайнах мира, о вечности неизменной природы, о непрочности людского счастья».

Бунтарское начало творчества Скитальца вслед за Горьким утверждало новое, активное отношение к жизни, к назначению человека на земле, противостояло пессимизму, унынию, безверию декадентского искусства.

Крупным событием в творческой биографии Скитальца явился выпуск в свет книгоиздательством «Знание» в марте 1902 года первого тома его «Рассказов и песен». Горький внимательно, с большой любовью редактировал каждое произведение этого сборника. Прочтя корректуру книги, он написал К. Пятницкому: «Ваше предположение, что книжка будет иметь успех, — очень радует меня. Очень, очень жажду этого успеха в публике, а если он будет сопровождаться неодобрением критики — я сгорю от восхищения!»[10].

Книга действительно имела большой успех у демократического читателя. Обратил на нее внимание и В. И. Ленин, который находился в это время за границей. Получив в Лондоне пятый том «Рассказов» М. Горького и первый том «Рассказов и песен» Скитальца, он писал матери 7 июня 1902 года: «Горького, Скитальца получил и читал с очень большим интересом. И сам читал и другим давал»[11].

Ленин нашел возможным поставить эти две книги рядом, так как были очевидны их идейная близость, революционная направленность, гуманизм, глубокое сочувствие трудящимся массам.

В период революционных событий 1905 года Скиталец продолжает сотрудничать в «Знании», выпускает несколько сборников стихотворений, а также публикует рассказы «Полевой суд», «Лес разгорался», повесть «Огарки».

Тема индивидуального протеста, наметившаяся в начальный период творчества, перерастает теперь в тему массовой революционной борьбы против угнетения и бесправного положения народа.

Для подавляющего большинства крестьян в революции 1905 года важнейшим был вопрос о разделе помещичьих земель.

Крестьяне глухого поволжского села Селитьбы («Полевой суд») верят еще, что можно «без бунта» отнять землю у графа. Но рушатся их иллюзии одна за другой, — не помог ни царский, ни «полевой суд» — старинный прадедовский способ решать спорные вопросы «по справедливости». За самовольную запашку графской земли сорок три крестьянина были арестованы и заключены в тюрьму.

Более решительны в своих действиях крестьяне в рассказе «Лес разгорался» (1905). Они уже вооружились «мечом освобождения», готовятся в борьбе отстоять свои права: беспрерывно горящий лес, поджигаемый то с одного, то с другого конца, является выражением их окрепшего стремления «бунтовать».