Николай Пинчук - В воздухе - яки Страница 3

Хотя я рвался в бой, однако, когда впервые встретился с немцами, признаться, немного оробел. Не то, чтобы струсил, а как-то растерялся. На мгновение меня охватило сомнение, сумею ли дать отпор, если фашистский летчик зайдет в хвост или нырнет под меня или моего ведущего, которого я, ведомый, должен всячески оберегать. А как поведет себя самолет, будет ли послушен моей воле?

И вот завязался бой. Я уж и не помню, как все началось. На огромной скорости носились самолеты. Они то круто взмывали вверх, то отваливали в сторону или ныряли вниз. Попробуй тут поймай в прицел противника, когда не разберешь, где свой, а где чужой. Не знаю, как произошло, но майор Романенко сумел сбить два вражеских самолета, а мой ведущий, лейтенант Бухтаревич, один. Но и его машина была повреждена.

После боя мы не смогли собраться все вместе и возвращались на аэродром попарно. В пути мне пришлось несколько раз пушечно-пулеметным огнем отбивать атаки "мессершмиттов", которые пытались добить Бухтаревича. Но, к счастью, это им не удалось.

Это был мой первый воздушный бой. Я его помню весьма смутно. Честно говоря, вначале я даже не видел вражеских самолетов, а о том, что идет бой, догадался по воздушной карусели, которая длилась около десяти минут. Все мое внимание и все мысли были направлены на то, чтобы не отстать от своего ведущего, не потерять его из виду. Самолеты противника я увидел лишь тогда, когда они начали атаки на поврежденный истребитель моего командира.

Настроение у меня было неважное. В разгоряченной голове сумбурно всплывали отдельные моменты боя. Видимо, я действовал не так, как требовалось. Правда, огнем я отсек вражеские самолеты от своего ведущего, но это не в счет, "ястребок"-то его немцы все же подбили...

Я докуривал папиросу, когда ко мне подошел командир звена. Сейчас, думаю, спросит, почему допустил, чтобы фашист влепил очередь в его самолет. Чувствуя себя виноватым, я молчал, ковыряя носком сапога мягкую землю. Но, вопреки ожиданию, не услышал от Бухтаревича ни слова упрека. Он крепко пожал мне руку и сказал:

- Для первого боя неплохо, Николай... А за то, что помог мне уйти от фашистов, спасибо, друг! Если бы не ты, они меня доконали бы...

Потом Бухтаревич доложил результаты командиру 201-й дивизии полковнику Анатолию Павловичу Жукову, и тот перед строем летного состава объявил мне благодарность за умелые действия в первом бою. Этого я не ожидал. Мы знали, что получить благодарность от комдива было не так-то просто. Смелый, первоклассный летчик, он в совершенстве владел самолетом, блестяще выполнял фигуры высшего пилотажа и ценил летное мастерство других, но на похвалу был скуп. Впоследствии А. П. Жуков стал генералом и возглавил Высшую офицерскую школу воздушного боя Военно-Воздушных Сил, откуда прибывали на фронт летчики отличной выучки.

В промежутках между боевыми вылетами на аэродроме установили постоянное дежурство. Летчики сидели в кабинах своих машин в полной готовности к немедленным действиям.

Однажды во время моего дежурства с командного пункта в небо взвилась зеленая ракета - сигнал срочного вылета. Я тут же запустил мотор и, экономя секунды, не вырулил на полосу, а взлетел со стоянки самолета. От сильной струи воздуха в разные стороны разлетелись чехлы, стремянка, инструмент. Увидев это, как потом мне рассказали, инженер укоризненно покачал головой:

- Эх, молодежь зеленая! Будто он на телегу сел, а не в самолет...

На следующий день, выруливая на старт, я по неосторожности вскочил правым колесом в плохо засыпанную воронку от бомбы и повредил щиток стойки шасси. Инженер обо всем этом доложил командиру полка, и мне порядком досталось за "мальчишество".

Во второй половине сентября 1942 года наш полк перебазировался с ржевского направления на белевское, где наземные войска вели упорные бои с врагом. Нашим очередным пристанищем стал аэродром Болота, недалеко от Белева.

Утром 22 сентября командир эскадрильи старший лейтенант Шаранда, командир звена лейтенант Бухтаревич и я вылетели на прикрытие переднего края наших войск. На высоте 3000 метров летели клином - ведущий впереди, а мы с Бухтаревичем по бокам и немного сзади. Через некоторое время выше нас метров на 500 внезапно появилась шестерка вражеских истребителей.

Преимущество было явно на стороне немцев - они летели выше и их было вдвое больше. Нам следовало уклониться от боя, так как горючего оставалось мало, но Шаранда решил ударить по врагу. Фашисты, вероятно, думали одним махом покончить с тремя краснозвездными "ястребками". Они, словно коршуны, накинулись парами с разных сторон, стараясь зайти нам в хвост. Мы то становились в вираж, то входили в пике, то свечой взмывали ввысь, не теряя друг друга из виду. Маневрируя, успевали увертываться от пушечно-пулеметного огня и, в свою очередь, смело шли в ответную атаку. Бухтаревичу удалось на выходе из пикирования достать длинной очередью один "мессершмитт". Он задымил и со снижением вышел из боя. За ним, прикрывая подбитый самолет, последовал его напарник. Оставшаяся четверка продолжала вести бой.

Нам стало немного легче, силы почти уравнялись. На вираже Бухтаревич зашел в хвост очередному фашисту, но прицельный огонь открыть не успел. Пришлось резким маневром уходить - сзади наседал другой вражеский самолет.

В бешеной погоне и взаимных атаках прошло более десяти минут. Наконец гитлеровцы пара за парой перешли в пикирование и на бреющем полете ушли на свою территорию.

Мы их преследовать не стали. Наши истребители тогда имели запас горючего на 50-55 минут лету, а в воздушном бою, когда мотор работает на полную мощность, и того меньше. Я то и дело поглядывал на бензиномер, стрелка которого неумолимо приближалась к нулю. И вот мотор чихнул, винт замер.

Раздумывать некогда. Чтобы не потерять скорость, отдаю ручку управления от себя и ухожу вниз. Маневрируя, выбираю площадку для посадки. А земля все ближе и ближе. На малой высоте выпускаю шасси и щитки {2}, хотя это и опасно при посадке в поле. Самолет, подскакивая, бежит по стерне и останавливается на краю глубокого рва. Шаранда и Бухтаревич благополучно вернулись на аэродром, а я оказался километрах в пятнадцати от него без капли горючего.

По привычке сразу же внимательно вглядываюсь в небо. Увидел девятку бомбардировщиков "Хейнкель-111", которые под прикрытием истребителей шли в направлении нашего аэродрома. Меня охватила страшная злоба. Но что я мог сделать? Вскоре послышались отдаленные глухие взрывы.

Через полтора часа меня отыскали, привезли две бочки бензина, техник с механиком осмотрели самолет, заправили его, и вскоре я был на своем аэродроме, где увидел последствия фашистской бомбардировки. Наш полк и два соседних понесли немалые потери от вражеского налета. Пострадали и материальная часть, и личный состав.