Это история счастливого брака - Энн Пэтчетт Страница 30

– Он тебя любит, – кричит Ронда, оборачиваясь ко мне.

– Я тоже об этом слышала, – кричу я в ответ.

К тому времени, когда мы возвращаемся в палаточный лагерь, стадо кемперов убралось. Столы для пикника пустуют на травянистых щелях между полосами гравия и песка. Соединительные столбы для воды и электричества торчат из земли, как колонки в кинотеатре под открытым небом. Вместо экрана горы, небо и больше ничего.

Мы прощаемся с Родни и Рондой, говорим, что, возможно, увидимся в Стерджисе, хотя мы так и не увидимся. Мы едем на мотоциклетное ралли в нашем «виннебаго», паркуемся как можно дальше и входим. Мотоцикл, пересекающий национальный парк ранним утром, – это очень красиво. Двести тысяч мотоциклов с прилагающимися к ним двумястами тысячами мотоциклистов – нечто совершенно иное. Через десять минут мои романтические представления о байках сходят на нет, и вновь меня манит наш фургон и обещание пустой дороги.

* * *

Наш «виннебаго» – теплое гнездо, плавучая база, и, когда мы возвращаемся с прогулки или пробежки по какому-нибудь маленькому городу, я рада видеть эту огромную китообразную громадину, припаркованную на обочине. Мы становимся экспертами по части стоянок на одну ночь и чувствуем себя превосходно. Мы опорожняем баки с фекалиями под проливным дождем. Мы ночуем в прекрасной тенистой роще в Шеридане. В Коди мы останавливаемся в паршивом кемпинге («Ближайший к родео!»). Но где бы мы ни опустили шторы, где бы ни засунули пакет с поп-корном в микроволновку, это всегда то же самое место. Уходя с родео в одиннадцать вечера, я рада, что не нужно искать мотель или ставить палатку. Рада, что не нужно есть что попало, или распаковывать чемодан, или разводить огонь.

Наконец мы добираемся до Йеллоустоуна – для «виннебаго» это как верхнее течение для лосося. Здесь все друг другу рады – скромный конверсионный фургон припаркован между шикарными моделями с навороченными интерьерами, достойными жены мафиозного босса. Под тянущимися ввысь пиниями мы все братья. К бортам некоторых фургонов приделаны карты Соединенных Штатов и Канады с цветными вставками для каждого посещенного штата или провинции. Под некоторыми навесами есть крытое ковровое наружное покрытие, цветы в горшках и ветряные колокольчики, садовая мебель, чучело медведя, держащего американский флаг. По утрам воздух наполнен запахом яичницы и колбасок. Это как попасть в жилой квартал пятидесятых годов – с добродетельной респектабельностью, такой китчевой, такой очевидной, что нормальным желанием было бы начать надо всем этим потешаться, но я даже этого больше не могу. Я пытаюсь вспомнить, как опустить тент.

На круизной лодке по Йеллоустонскому озеру я знакомлюсь с Пэт, пенсионеркой примерно шестидесяти пяти лет, которая уже восемь лет путешествует в своем «виннебаго». Ее муж умер в прошлом январе, и с тех пор она ездит одна. Когда я спрашиваю, где ее дом, она отвечает, что у нее нет дома. «Дети живут на юге Калифорнии», – говорит она. В этот день Йеллоустонское озеро похоже на открытку – лепные облака, ныряющие скопы. Спрашиваю Пэт, часто ли она бывает здесь, она отвечает, что нет, не была уже давно. Когда здоровье ее мужа ухудшилось, он плохо переживал подъемы. Теперь, оставшись одна, она смотрит на горы. Жизнь коротка, говорит она мне. Из дома на колесах она переедет только в дом престарелых.

* * *

В наш последний вечер в Йеллоустоуне мы с Карлом едем вдоль реки Мэдисон и видим купальщиков. Въезжаем на стоянку, переодеваемся и идем к воде. Входим в холодную воду и плывем, отдаваясь течению, пока не чувствуем усталость и голод. Возвращаемся в «Минни» и по очереди принимаем душ. Я готовлю вполне приличный ужин на нашей кукольной кухне, мы моем тарелки, расставляем их и едем дальше.

Виннебаго позволил мне вырваться на свободу. Я плавала в холодных реках, ела блинчики с незнакомцами и сворачивала на сомнительные дороги, не беспокоясь о том, где или когда мне нужно быть. Полагаю, это дало свободу многим людям, старикам и парам с детьми – дома на колесах позволяют сорваться с места и посмотреть, что им может предложить эта страна. Возможно, они не карабкаются по горам, не сплавляются по порогам или не исследуют пустыни, но они в пути. Кто я такая, чтобы говорить, как другим проводить каникулы?

Думаю, Четвертая великая истина кемпера звучит так: они не нравятся только тем, кто никогда не пробовал.

У меня ощущение, будто меня отправили рассказать о вреде крэка, а я вернулась с бутановой горелкой и трубкой. Тайно внедрилась в религиозное сообщество, а вернулась в шафрановых одеждах и с побритой головой. Я влюбилась в мою рекреационную повозку.

И я влюбилась в Карла; ради этого, как теперь понимаю, и стоило все затевать. Широкие просторы Америки, по которым мы проехали в нашем двадцати-восьмифутовом доме на колесах, перезагрузили наши отношения, хотя, возвращаясь в Биллингс и возвращая «Минни», мы оба чувствуем беспокойство. Подходим к торговой площадке, переполняемые идеями. Мы могли бы поехать домой, или поехать в сторону дома и посмотреть, где окажемся. Вот, например, прекрасный тридцатифутовый «Эйрстрим Классик», и на минуту нам кажется, это именно то, что поможет нам остаться в этом состоянии навечно. Но практически вытащив кредитки, мы приходим в себя. Мы знаем, что должны сделать эту работу без дома на колесах, который, в конце концов, не более чем мощный костыль любви. Я знаю, что произойдет, если мы купим «Эйрстрим», что скажут наши друзья. Никто никогда не предложит нам припарковаться у их дома. Мы будем изгнаны из приличного общества. Станем беженцами на дороге. Впрочем, мы бы не возражали.

1998

Теннесси

Мне говорили, что секрет хороших денег, больших денег состоит в том, чтобы найти место на окраине города, где недвижимость перестает оцениваться в квадратных футах и начинает оцениваться в акрах. Идея в том, чтобы купить как можно больше акров и ждать, когда город доберется до вас; затаиться и ждать, когда все эти акры преобразуются в квадратные футы.

Прожив в Нэшвилле большую часть своей жизни, я видела, как эта теория снова и снова вводилась в практику зарабатывания денег. На акрах, где раньше обитали ленивые коровы и пощипывали траву олени, теперь вросли в землю распространившиеся повсюду торговые центры, жилые комплексы и площадки для гольфа. Заросли ежевики выкосили, чтобы освободить место для орошаемых просторов