Айно Куусинен - Господь низвергает своих ангелов (воспоминания 1919–1965) Страница 30

Я снова пошла к Куусинену. Он уже знал, что меня «вербует» Берзин, и был против моего ухода из Коминтерна. Сказал, что, если меня не устраивает прежняя работа, в Коминтерне можно подыскать другое место.

В конце разговора я сказала:

— Ты, видно, не понимаешь, что у нас с тобой всё кончено. И будет лучше, если после развода я буду работать под началом Берзина.

Я не сказала ему, что твёрдо решила уехать за границу. После длинного, тяжёлого разговора Куусинен понял, что меня не уговорить остаться в Коминтерне, но развод дать категорически отказался.

Я снова пошла к Берзину, сказала, что Отто согласен. Он при мне позвонил Пятницкому, спросил, чем я занималась в Коминтерне, положив трубку, сказал, что Пятницкий меня горячо рекомендовал. Берзин спросил, была ли я когда-нибудь на Дальнем Востоке. Я ответила отрицательно. Он предложил мне ехать в Японию. Я согласилась не сразу. Мне ведь не были знакомы тонкости работы тайных служб, да ещё я должна была ехать в совершенно чужую страну. Генерал, конечно, заметил моё замешательство, сказал:

— Не беспокойтесь. Мы вам разведзадания не дадим. В Японии можете устраивать жизнь по своему усмотрению, учите японский и вообще знакомьтесь со страной. Мы будем вас финансировать, отчитываться будете передо мной. Единственное условие: в Японию вы должны ехать надолго.

Из разговора я поняла, что задание я всё же получу, но после того, как полностью освоюсь в незнакомой стране. Не хотелось принимать поспешного решения, я попросила несколько дней на раздумье.

В последующие дни я не раз советовалась с Виртаненом, хотя заранее знала, что он скажет. Ниило был уверен, что нам обоим в Москве грозит большая опасность и мы должны пользоваться любой возможностью выехать из СССР. Он сказал, что именно поэтому согласился на предложение Куусинена возглавить бюро Коминтерна в Берлине — недавно было решено его открыть. Он хотел уехать в Китай, но пока это было невозможно. Я согласилась с ним, что жизнь в душной московской атмосфере мне невыносима после «свежего воздуха» Америки. Некоторые из друзей исчезли, я, конечно, тоже была под подозрением, так как долгое время находилась за границей. Кроме того, в Москве трудности с продовольствием, товары, если они ещё в магазинах появлялись, были плохого качества. Повсюду царили антиправительственные настроения, но диктатор сидел в седле крепко.

Так что предложение Берзина было единственным средством спасения. Я согласилась.

Моя работа началась с четырёхнедельного отпуска в Кисловодске, на Кавказе. Вернувшись в Москву, никакого задания я так и не получила, об этом даже не заговаривали. У меня отлегло от души: не надо бояться, что не справлюсь. Единственное, чего от меня потребовали, — держать новую работу в строжайшей тайне.

Пора приступать к сборам. Вначале надо было раздобыть поддельный паспорт. В Японию я должна была выезжать из Швеции, поэтому паспортом меня снабдила моя знакомая Сигне Силлен, работавшая и на Коминтерн, и на четвёртое управление. На этот раз меня звали Хилдур Нордстрём. Хилдур недавно приехала в Москву из Берлина, в паспорте была проставлена виза через Варшаву, Вену и Париж в Берлин, а оттуда в Стокгольм.

Денег на дорогу мне дали в избытке, и я выехала из Москвы в октябре 1933 года. Около недели пробыла в Вене и Париже, там обновила гардероб — русский таможенник оказался прав, сказав, что скоро я смогу купить всё, что мне нужно.

В Берлине я провела сутки. Там случайно в ресторане встретила Виртанена — мир тесен! Такая встреча была небезопасной: в гитлеровской Германии за иностранцами велась жестокая слежка. Виртанен говорил свободно по-норвежски, в Берлине жил под норвежским именем, с немецким паспортом, который получил в отделе международных связей Коминтерна. Кажется, его звали Ёхан Луис Корселл, когда-то паспорт его принадлежал коммунисту из Осло, приезжавшему в Москву. Но Виртнена беспокоило, что паспорт был подделан неуклюже, он просил Сигне Силлен заменить его на шведский. Поэтому он был рад нашей случайной встрече и просил меня сразу по приезде сообщить Сигне, что будет ждать новый паспорт в определённое время в отеле «Терминус» в Копенгагене. Подделка паспорта трудностей не составит — у Сигне были его фотографии и данные. Ниило, кроме того, был недоволен работой — в условиях гитлеровской Германии он не мог ничего сделать — и надеялся скоро уехать из Берлина. Так вскоре и случилось, правда, немного иначе, чем он предполагал. Он всё ещё надеялся, что четвёртое управление направит его в Китай. Мечта его позже сбылась, но, к своему несчастью, он подчинился приказу вернуться из Китая в Москву, где жили его жена и сын, и стал жертвой репрессий.

С паспортом на имя Хилдур Нордстрём я без труда прошла паспортный контроль и в конце ноября приехала в Стокгольм. Остановилась в отеле «Кронпринсен». На следующее же утро я встретилась с Сигне Силлен, передала просьбу Виртанена. Паспорт для него у Сигне был уже готов, но вдруг перед отъездом в Копенгаген она получила письмо на немецком языке, в котором Виртанен сообщал, что арестован, просил связаться с его норвежским другом адвокатом Фальком. Тот должен приехать в Берлин и постараться его вызволить. Фальк был норвежский коммунист, они подружились с Ниило в Москве. Как ни странно, письмо было адресовано прямо Сигне, это было опасно. Но ещё более непонятно, что письмо послано в конверте с печатью полицейского управления Берлина. Чем это объяснить? Мы предположили, что Ниило нашёл среди тюремных надзирателей товарища по партии и тот на всякий случай послал письмо официальным путём.

Получив из Коминтерна телеграмму с разрешением финансировать поездку Фалька в Берлин, Сигне уехала в Осло. Фальк сообщил, что ехать в Берлин согласен. Но скоро надобность в поездке отпала. Берлинская полиция выяснила, что в Осло задержан настоящий Ёхан Корселл, совершивший незначительное преступление, и что Виртанен родом из Финляндии.

Много месяцев Ниило просидел в берлинской тюрьме, но ему, к счастью, удалось скрыть связи с Коминтерном. В конце концов его отправили в Хельсинки. Но там оснований для его задержания не было, и, как советского подданного, финские власти передали его в советское посольство. Виртанен, возможно, был прав в том, что норвежский паспорт был изготовлен плохо, но подпись губернатора, как Ниило рассказывал в декабре 1935 года в Москве, была подделана так ловко, что сам губернатор признал её за свою.

Прежде чем продолжить путь, я должна была получить новый паспорт: по русской визе в Японию я ехать не могла. Сигне Силлен снова принялась за дело, и через месяц у меня было новое имя и новый паспорт. На этот раз я была Элизабет Ханссон из Луле. Паспорт был настоящий, переклеена лишь фотография. Муж Элизабет, член компартии, получил паспорт официально в Стокгольме: так просто! Теперь я была журналисткой Элизабет Ханссон, мы вместе с Сигне обдумали все подробности биографии.