Айно Куусинен - Господь низвергает своих ангелов (воспоминания 1919–1965) Страница 31

Рождество 1933 года я провела в семье Сигне. Вдруг из Москвы я получила неожиданный приказ: возвращаться под именем Хилдур Нордстрём! Я уже было подумала, что поездка в Японию не состоится, но опасения оказались напрасны. До сих пор не могу понять, зачем мне велели вернуться, — инструкции можно было переправить и в Стокгольм. Но генерал Берзин, видно, хотел ещё раз со мной поговорить. Он подчеркнул, что в Токио я должна жить на широкую ногу и наладить связи с высшими правительственными кругами. Немецких кругов надо непременно избегать — почему, я узнала гораздо позднее. Никто, кроме самого Берзина, не может отдать мне приказа. Лишь по приезде в Японию я узнала, как будет организована с ним связь. Мой псевдоним — Ингрид. Связным в Японии будет мой старый знакомый, но кто —  Берзин не сказал. Потом Берзин выслушал легенду о жизни Элизабет Ханссон и остался доволен. Мы с Сигне действительно продумали все подробности.

Потом генерал подробно изложил мой маршрут. Я должна вернуться в Стокгольм, проставить необходимые визы в паспорте Элизабет Ханссон и получить деньги на дорогу. В три часа дня 23 февраля я должна сидеть в ресторане «Гранд-отеля» в Стокгольме в синем костюме с красным бутоном на левой стороне груди. Там со мной свяжется агент четвёртого управления. Из Стокгольма я поеду в Осло, положу там на счёт в банке тысячу долларов и через Копенгаген отправлюсь в Париж. Там закажу каюту на итальянском пароходе «Конте Верде», он отплывает в конце июля из Триеста в Шанхай. В Шанхае я должна остановиться в гостинице на улице Бубблинг Уелл, где снова со мной свяжутся и сообщат, куда я должна дальше ехать.

В заключение генерал прочитал мне лекцию о политике. Предупредил, что, возможно, отношения СССР с Японией будут постоянно ухудшаться. Он обосновывал это начавшимся в 1931 году военным столкновением между Японией и Китаем, приведшим к захвату Японией Маньчжурии, основанию марионеточного государства Маньчжоу-Го, а позднее — к переходу Шанхая к Японии.

Но меня ничуть не страшила угроза войны, я с нетерпением ждала приказа отправиться в путешествие. В середине февраля я выехала. В Стокгольм прибыла 21 февраля и остановилась в «Гранд-отеле». Через два дня я, в синем костюме, сидела в ресторане, где кроме меня было ещё двое пожилых людей, они пили коньяк. Я была на месте ровно в три. Никто не появлялся, и я забеспокоилась. В четыре в зал вошли двое просто одетых мужчин. Я поняла, что это и есть агенты. Они сделали мне едва заметный знак, и я последовала за ними на улицу. Я быстро догнала их, мы остановились в переулке. Один вынул из портфеля большой пакет, завёрнутый в рваную газету, сказал по-русски, что в нём много денег. Мы условились встретиться у Сигне Силлен и разошлись.

Неловко было проходить мимо портье отеля с растрёпанным пакетом под мышкой, я была удивлена, как эти агенты неуклюже всё проделали. Но зато я получила ещё тысячу долларов. У Силлен я узнала, что их зовут Крамов и Ильин и что жена Крамова — сестра генерала Урицкого[147]. Крамов был постоянным резидентом четвёртого управления в Стокгольме, а Ильин — его помощником. Оба, как и их руководитель, погибли  во время репрессий.

Сигне передала мне имена и адреса, по которым я должна была писать из Японии. Один адрес принадлежал библиотекарю городской библиотеки Стокгольма, доктору наук. Имя и адрес я позабыла. Второй адрес принадлежал Маргарет Сандберг — Бондегатан, 60.  Мы условились, что писать мне Сигне будет на имя Карин.

«Элизабет Ханссон» без особых трудностей получила визу в Европу, Китай и Японию. Времени, правда,  на приготовления ушло немало, но я и не торопилась — пароход отплывал только в конце июля. В апреле документы были готовы, и я поехала в Париж. Там я прекрасно провела время, перечитав множество книг о Японии, её культуре.

Я села на пароход «Конте Верде» в Венеции 26 июля, и началось чудесное путешествие в каюте первого класса. Я всегда любила море, хорошо переносила качку, но это путешествие было особенно приятным: у меня были милые попутчики, они дали мне множество хороших советов, касающихся Китая и Японии. Пароход заходил в Порт-Саид, в Массауа в Эритрее, а потом в Индийском океане мы попали в страшный шторм. В Бомбее я видела, как бедно живут индийцы и насколько они суеверны. Огромное впечатление произвёл на меня Цейлон, для пассажиров там провели экскурсию. Это и был тот рай, из которого изгнали Адама и Еву! Потом причаливали на безлюдной Суматре, в Джакарте (в то время Батавии), об этих местах я не запомнила ничего. Заходили ещё в несколько портов Индокитая, в Гонконг и в середине сентября приплыли в Шанхай. Путешествие длилось шесть недель. Я с грустью сошла с «Конте Верде», где мне было так хорошо. Я тогда и не подозревала, что через два года проделаю тот же путь на том же пароходе.

Мои попутчики-итальянцы отговаривали меня останавливаться в гостинице на улице Бубблинг Уелл, как было условлено в Москве. Говорили, что она пользуется дурной славой. Как случилось, что люди Берзина так плохо знали жизнь вне СССР? Мне рекомендовали первоклассный отель «Палас». Я сняла там номер в надежде, что связной меня найдёт. Для верности я телеграфировала библиотекарю в Стокгольм: нужной книги не нашла, остановилась в отеле «Палас».

Через несколько дней после моего приезда в отеле появилась молодая женщина, говорившая по-немецки. Она должна была отвезти меня к «шефу». Мы поехали на такси во французскую часть города, остановились на бульваре Фоха. Шеф представился как доктор Босх, женщина была радисткой, звали её Элли.

Босх выразил недовольство тем, что я сама выбрала гостиницу. Это был резидент, глава тайной спецслужбы СССР в Шанхае, ему подчинялись все советские агенты на Дальнем Востоке. Он, правда, признал, что я на особом положении, потому что приказы буду получать прямо из Москвы. Он поинтересовался моим заданием, но я ответила, что конкретных заданий пока не получала. Ему это явно не понравилось. Я ни в коем случае не должна ехать дальше, пока он не получит на то разрешение из Москвы, сказал он. Последнее время трудно связаться по радио с «Висбаденом» (Владивостоком), поэтому я должна терпеливо ждать, так как с «Мюнхеном» (Москвой) прямой связи нет. Мне показалось странным, что он так неосторожно и без особой надобности раскрыл мне кодовые названия. Босх допустил и вторую небрежность: когда он ненадолго вышел из комнаты, на столе, среди бумаг, я увидела его паспорт. Я быстро в него заглянула: он был выдан на имя латыша Абрамова.

Элли тоже нарушила правила секретной службы, показав мне, что радиопередатчик хранится за шкафом. Родом она была из Люксембурга, в Шанхай приехала из Москвы на несколько недель раньше меня. Лишь через много лет я узнала, что настоящая фамилия Абрамова — Бронин, что они с Элли женаты, оба из Москвы. Они мне показались людьми малообразованными, и, находясь в Шанхае, я по возможности старалась их избегать. У Босха я однажды познакомилась с одним из его агентов — Войтом, представителем германской фирмы «Сименс».