И. Петровский (ред.) - Почему Гитлер проиграл войну? Немецкий взгляд Страница 31

Таким путем нацистский режим намеревался, в краткосрочном плане, преодолеть трудности со снабжением продовольствием, а в долгосрочном — решить якобы существующую проблему перенаселенности будущих колоний на Востоке. Массовая гибель значительной части советского гражданского населения составляла исходный пункт для претворения в жизнь генерального плана «Ост», который должен был наметить пути «германизации» завоеванного пространства вплоть до Урала [55].

Если рассматривать фактически проводимую германскую политику уничтожения с учетом этих планов, становится ясным, как следует расценивать истребление восточноевропейских евреев, массовую гибель советских военнопленных, блокаду Ленинграда, стоившую жизни примерно миллиону горожан [56], сожжение тысяч русских деревень, убийство их жителей и политику голода по отношению к советскому населению, а именно как «составную часть демографическо-политической концепции генерального плана «Ост» [57] и как продукт лежавшей в его основе расовой идеологии». Число тех советских граждан-славян, гибель которых — вне поля боя — была или намеренно организована, или с одобрением воспринята немцами, вероятно, значительно выше, чем число систематически уничтоженных евреев. Военно-статистические исследования, правда, пока не выявили надежных данных по этому вопросу [58].

«ПОЛИТИКА» ОТДЕЛА ПРОПАГАНДЫ ВЕРМАХТА

Отдел ОКВ, занимавшийся пропагандой в армии, не мог, даже если бы и хотел, ни обойти установок Гитлера и Геббельса, ни противоречить процитированным выше указаниям и директивам высшего начальства. Армейские приказы, столь явно выдержанные в расово-идеологическом духе, фактически делали излишней особую армейскую пропаганду в целях «духовной опеки» (выражение из тогдашнего военного жаргона) над солдатами Восточного фронта. Процитированные выше военные приказы, коллекцию которых можно было бы расширять сколько угодно, сами носили пропагандистский характер. Они переносили в войска нацистские представления о сущности войны на Востоке, придавая им весомость рассчитанного на безусловное выполнение приказа. По окончании Второй мировой войны заинтересованные круги рисовали картину армейской пропаганды, которая якобы держалась в стороне от расово-идеологических истребительных планов нацистского режима, оставаясь, таким образом, «чистой». Бывший руководитель армейской пропаганды в ОКВ и начальник подразделений пропаганды, генерал-майор фон Ведель [59], критиковал задним числом «роковые последствия теории рейхсфюрера СС о «недочеловеках», невероятно бездушное обращение с «восточными рабочими», общее плохое обращение с восточными военнопленными» [60]. В отличие от Гиммлера, «объявившего русских людей недочеловеками» [61], армейская пропаганда якобы хотела считаться с населением оккупированных территорий. По словам фон Веделя, «старой мечтой пропаганды вермахта» была «идея о русском антибольшевистском союзнике» [62], воплощенная в личности бывшего командующего одной из советских армий — генерала Власова. Власов сотрудничал с отделом пропаганды вермахта с осени 1942 года. Так как ОКВ мешкало два года, он, однако, был назначен главнокомандующим «российской освободительной армии» (по терминологии пропаганды вермахта) лишь в сентябре 1944 года. Идеологическая программа НСДАП, утверждал фон Ведель, который еще в 1939 году сам пел хвалу единству вермахта и национал-социализма [63], «противоречила сущности вермахта и солдатской этике» и поэтому якобы активно не проводилась пропагандистскими подразделениями вермахта, причем он особо указал на «антисемитизм в его нацистских проявлениях, борьбу против христианской религии, расовую теорию партии с ее подчеркиванием неполноценности якобы низших народов и, не в последнюю очередь, привлечение представителей других национальностей к принудительному труду» [64]. Везде, где только возможно, вспоминал Ведель, предпринимались попытки смягчить «особую остроту» нацистской пропаганды, не вступая, правда, в открытую борьбу с министром пропаганды. Нарисованная Веделем картина позже получила следующее отражение в одной из работ о пропаганде вермахта против Красной Армии: это история «трагедии позитивной и гуманной практики германской пропаганды в конфликте с методами гитлеровской восточной политики» [65].

Однако при изучении материалов армейской пропаганды, обращенных к солдатам вермахта, складывается совершенно иное впечатление. В первом выпуске «Сообщений для войск» (имеется в виду периодическое издание ОКВ и его отдела пропаганды, предназначенное для распространения во всех ротах), вышедшем в свет после нападения на Советский Союз, солдаты получили следующую информацию о смысле этой войны: «Речь идет о том, чтобы ликвидировать красное недочеловечество, воплощенное в московских властителях. Германский народ стоит перед величайшей задачей своей истории. Весь мир увидит, что эта задача будет решена окончательно» [66]. В этих нескольких фразах заключено все, что в духе нацистской пропаганды должно было быть доведено до каждого отдельного солдата: антибольшевизм, крайний расизм и план уничтожения.

Если попытаться составить себе общее представление о выпусках «Сообщений для войск», вышедших во время германо-советской войны [67], то бросаются в глаза следующие тенденции: антибольшевистская пропаганда вездесуща, равно как и антисемитизм. Солдатам совершенно открыто разъяснялось, что эта война является «борьбой расового характера», чтобы «сделать Европу свободной от евреев» [68]. Она ведется против «большевистско-еврейской системы Сталина», а не против «народов Советского Союза» [69]. Напротив, расистская пропаганда против народов на Востоке, по крайней мере с 1942 года, велась не открыто, а в подспудной форме. Так, армейские пропагандисты уже однажды объяснили солдатам, что они являются представителями «народа-господина» [70]. Но одновременно они старались несколько смягчить понятие «человека-господина», отождествляя его с образцовым выполнением долга [71].

Главным образом соображения военной целесообразности [72] заставили армейских пропагандистов, начиная с весны 1942 года, более сдержанно обращаться с такими понятиями, как «человек-господин» и «недочеловек». Когда наступление на фронте было остановлено и эйфория победы более не могла затушевать проблем, связанных с завоеванием, оккупацией и эксплуатацией, на первый план неизбежно вышел вопрос, не следует ли все же в той или иной форме сотрудничать с народами Советского Союза.

Никто более неприкрыто не описал противоречивую ситуацию, чем немецкий генерал-лейтенант Ханс Лейка-уф, отвечавший за военную промышленность на Украине [73]. В декабре 1941 года он писал своему вышестоящему начальнику в ОКВ: «Следует ясно себе представлять, что на Украине в конечном счете только украинцы своим трудом могут создавать материальные ценности. Если мы перестреляем евреев, дадим погибнуть военнопленным, предоставим значительной части населения крупных городов умереть с голоду, а в будущем году потеряем от голодной смерти еще часть сельского населения, остается открытым вопрос: кто же, собственно, должен создавать материальные ценности? Нет сомнения, что с учетом нехватки рабочей силы в германском рейхе ни сейчас, ни в обозримом будущем в нашем распоряжении не будет достаточного количества немцев. Но если работать должны украинцы, то необходимо сохранять их в хорошей физической форме, причем не из сантиментов, а из вполне трезвого экономического расчета».

Месяц спустя подобные мысли изложил на бумаге командующий группой армий «Юг» фон Рейхенау: «Высказывания и меры высших уполномоченных рейха создают к тому же впечатление, что Украине отводится лишь место региона колониальной эксплуатации, что жизнь местного населения не должна приниматься во внимание и что голодная смерть и уничтожение миллионов украинцев для германских завоевателей не играют никакой роли… Тот факт, что более не приходится рассчитывать на быструю победу на Востоке, как и во всей войне в целом, вынуждает нас к пересмотру нашей нынешней позиции» [74].

В этом-то и заключалась подоплека переноса акцентов в пропаганде: «Здесь образовалась коалиция с теми силами в министерстве Розенберга по делам восточных территорий и в гражданской администрации, которые стремятся к сотрудничеству по крайней мере с теми группами населения, которые, в отличие от русских, могут расцениваться как расово более ценные вспомогательные народы и которые могли бы в рамках расово-политической дезинтеграцион-ной политики помочь окончательно овладеть многонациональным государством СССР» [75].

У армейских пропагандистов был еще один мотив, чтобы в дальнейшем ходе войны дистанцироваться от унизительной антиславянской пропаганды. Они знали, что Красная Армия еще в 1941 году использовала нацистскую расовую пропаганду, чтобы настроить своих солдат против немцев. В пропагандистской брошюре под названием «Гитлер — злейший враг славян», выпущенной Главным политическим управлением Красной Армии, красноармейцы могли прочитать послание «Всеславянского собрания», заседавшего в Москве в августе 1941 года, в котором между прочим говорилось: «Кровожадный гитлеризм приступил к массовому истреблению и порабощению славян» [76]. За всеми злодеяниями немцев стоит «идея германской расы, господствующей над низшей славянской расой, которая является отбросами и должна быть устранена, так как она только преграждает путь развития немцев» [77].