Ибо не ведают, что творят - Юрий Сергеевич Аракчеев Страница 31

– Ну, что ты, – спокойно ответила она. – Я бы все равно не пошла. А мне на лодке понравилось. Тебе не понравилось разве?

С раздражающим стуком лодка ударилась о мостки. Ощущая свое лицо как маску, он расплатился с лодочником, взял ее под руку и, выглядя задним числом этаким лихим донжуаном, небрежно болтая о чем-то, повел к остановке…

…Он смотрел в окно – на улицу освященную, осиянную ее недавним присутствием, – улица еще не забыла ее, еще свежи следы, еще цела вогнутость на асфальте от маленьких каблучков, еще где-то близко – не унесены еще ветром – молекулы, которые она выдыхала, еще и окна и стены домов помнят поспешное ее движение…

Он сел на подоконник, понимая, что теперь нечего ждать. Все уже есть. Он дышал глубоко, словно и сам воздух вокруг него изменился, и, не подгоняя себя, не сокрушаясь и не страдая, думал. Думал о ней.

Зазвонил телефон. Он вздрогнул, напрягся, мгновенно взвилось, закружилось все снова, задергалось, затрепыхалось сердце, словно на привязи… Да, это была она. Волнуясь, срывающимся голосом на том конце провода – где?… где?… – она просила прощения за то, что ушла, сказала, что позвонит перед отъездом еще, обязательно.

– Я люблю тебя, – повторила она на прощанье.

Успокоенный и тихий, он вернулся в комнату, не понимая, чего сейчас больше – благодарности или грусти.

…Поначалу была и растерянность, и тоска, горечь, и мысли о безнадежности… Но – поначалу только.

В этот раз она действительно уехала.

Она уехала, эта стройная девушка из толпы, эта вестница чего-то. Чего?…»

(Из рассказа «Вестница», 1971 г.

журнал «Юность», 1982 г. )

Жизнь – продолжается…

Я давно уже разработал «систему очков» по трем направлениям своей жизни. На первом месте, разумеется, основная работа, писательская: одно очко за вновь сочиненные 10 страниц машинописного текста или за редакторскую работу над 20-30 страницами прежними. Средняя норма за месяц – 5 очков, иногда больше (особенно в начале года и весной), иногда меньше – летом, например, в период фотографирования в детских садах перед «родительскими днями», или когда выезжал «на природу». Вторым важным направлением я считал спорт – чтобы непременно поддерживать себя в форме. Тут была разработана целая система упражнений – с элементами йоги, гантелями, отжимами и растяжками, – а также лыжи зимой, велосипед летом, бег. Система очков тут особенно помогала: посмотришь на календарь с отметками и тотчас видишь, почему настроение вялое – очков мало, спорт запустил…

На третьем (но далеко не последнем) месте я считал то, что называется «сексом». Однажды поняв, а потом, с каждым годом убеждаясь все больше, я даже подстегивал себя в этом: писателю очень легко уйти в иллюзию «нормальной» жизни, сублимируясь в творчестве, сексуальных фантазиях, которые – если они не реализуются хотя бы иногда в действительности – уводят далеко-далеко от полноценного существования и нередко ведут к импотенции, причем не только телесной, но и духовной. Наш «социум» лжив, агрессивен, аскетичен, бездушен. Стоит хотя бы ненадолго ему поддаться – и ты потерял нить, свою «линию», ты стал игрушкой в чужих страстях, интересах, то есть ты стал рабом, хотя можешь этого и не осознавать. Но ты уже не принадлежишь себе, и вернуться к себе порой почти невозможно.

Если хочешь оставаться самим собой, необходимо постоянно сопротивляться. Необходимо все время напоминать самому себе, что ты – мужчина. Во всех отношениях и в сексуальном – тоже! Это важно не только для мужчин, но и для женщин – ведь уважение к своему, а следовательно и к противоположному полу дает человеку достоинство, устойчивость и свободу. Свободу потому, что ты веришь не кому-нибудь, а СВОЕЙ природе и остаешься самим собой. Это – голос ПРИРОДЫ.

Знакомства с девушками – естественно, с такими, которые действительно нравятся, – фотографирование и, тем более, близкие отношения с ними весьма приветствовались в «моем государстве». А поскольку чуть ли не о каждой из них у меня потом был-таки написан рассказ, а то и повесть (а о Лоре – так целый роман!), то и тут я должен был постоянно держать себя в форме, а иногда и подстегивать к активным, решительным действиям. Человеку развитому все надо уметь – и «это» тоже! Так что безусловно прав «наш дорогой Ильич»: учиться, учиться и учиться!

Итак, будучи совершенно непризнанным «молодым писателем» (один рассказ опубликован всего), я жил вполне нормальной жизнью. Лучше, чем очень, очень многие…

А весной следующего года меня ждало открытие, которое сделало мою жизнь еще более яркой и насыщенной – несмотря на не очень-то удачливую пока что писательскую судьбу…

«Был вечер, и солнце стояло низко. Оно освещало розовые, слегка полинявшие от дождей стены нашего дома, уютный зеленый дворик и широкую асфальтовую полосу, рассекающую пополам заросли деревьев, кустарников и густой сочной травы с одуванчиками. Я шагнул в траву и наклонился, глядя в видоискатель…»

(Из рукописи «Джунгли во дворе», 1973 г.

Книга «Джунгли во дворе», 1981, издательство «Мысль)

Какие «производственные успехи»? Какое «успешное выполнение плана»? Какое «материальное благополучие»? Какая еще «верность марксистско-ленинскому учению» и «борьба за восстановление ленинских норм»? Конечно, производственные успехи, выполнение плана и материальное благополучие – нужны! Но разве сами по себе? Стоит ли жить только лишь ради них?

«…По толстому зеленому стволу полз кто-то большой, красновато-коричневый. Неуклюжий и мощный, он напоминал рыцаря в медных доспехах. Он методично полз вверх, непрестанно шевеля усами, похожими на стальные плети. Со стебля перебрался на пологий бугор листа. Бугор под ним закачался. На краю странное существо остановилось. Далеко внизу во все стороны раскинулись необъятные джунгли, безбрежный зеленый океан. Куда теперь? С минуту рыцарь подумал, оставаясь в неподвижности, лишь усы его шевелились без остановки, вверх, вниз, вправо, влево, наконец лениво разломил свои доспехи на спине, выпростал из-под них тонкие прозрачные крылья и… полетел». (Там же)

В книге, вышедшей много позже, я рассказал о том знаменательном вечере в старом московском дворике возле небольшого двухэтажного дома, где жил в комнате коммунальной квартиры, оставшейся мне в наследство после смерти обоих родителей. В тот вечер я впервые в жизни фотографировал на слайды с удлинительными кольцами с близкого расстояния, крупным планом. Шмель на одуванчике, жук-пожарник, обыкновенная толстая муха, хрупкая златоглазка… Невиданный мир распахнулся передо мной, хотя я и раньше подозревал о его существовании, наблюдал за бабочками, муравьями, жуками, любовался цветами, листьями, стволами деревьев…