Путешествие по жизни в науке из века ХХ в век XXI - Александр Иванович Журавлев Страница 32

ppp

Перед картиною Брюллова с микроскопом на носу

Дремлет спящая корова, уплетая колбасу.

Никакой речи об исправлении рукописи быть не может. Ее надо решительно забраковать и не пытаться издавать в серии МОИП и ни в каком-либо ином издательстве.

Доктор биологических наук В.В. Алпатов. 1960 год».

«Да-а!» – сказал я, прочитав это. «Да!» – сказал поддерживавший меня друг Константин Михайлович Эфрон, человек исключительно широкой эрудиции, к тому же вице-президент Московского общества испытателей природы, старейшего научного общества России, образованного в 1805 году.

И что же теперь? А вот что. Вы – кандидат наук, а он (Ваш рецензент) – доктор наук. Чтобы осилить его рецензию, Вам необходимо для начала стать хотя бы доктором наук.

У каждого человека есть заветная мечта. С 1960 г. я мечтал опубликовать эти рассказы. Число их потихоньку росло. Их рукописи читали, и из каждых 100 человек, ознакомившихся с ними, 99 от души смеялись и требовали их опубликования. Но каждый раз на 100 человек приходился один, который, как и профессор В.В. Алпатов, был яростно против.

Только у нас в стране десятилетиями было закономерностью, что именно этот один и определял судьбу чужих, непонятных ему дел и идей и решал, что и когда должны читать остальные 99. Именно поэтому остальным 99 приходилось читать книги, двигающие вперед научную, общественную и эстетическую мысль, как, например, произведения Ф.М. Достоевского, М. Булгакова, С. Есенина, Б. Пастернака, В. Высоцкого, не в ту эпоху, когда они были написаны, а с опозданием в несколько десятилетий. Механизм цензуры и анонимок задерживал на полстолетия интеллектуальное и научное развитие великого русского народа.

Эти Пришибеевы действовали на всех уровнях. Чтобы взять на себя такую ответственность, надо быть либо самонадеянным идиотом, либо преступником. Самое удивительное, что при нашей многочисленности «нет им числа», ибо даже 1 % уже переваливает за миллион.

В общем, все получилось, как в той сказке о единственной фее:

«Жил-был принц. И вдруг он решил жениться на красавице. Послал гонцов во все края своего королевства, чтобы всех пригласить на свадьбу. Строго приказал он гонцам прежде всего пригласить на свадьбу всех фей. Всех и пригласили, кроме одной. Она в это время была в дальней и длительной командировке. Когда эта фея вернулась и узнала, что свадьбу сыграли без нее, она страшно разъярилась. И вот она одна заколдовала все королевство».

В сказке королевство расколдовал добрый волшебник. У меня не было знакомого доброго волшебника. Просто жизнь заставила, и мне пришлось стать доктором биологических наук.

В науке действительно начались успехи, и работа оказалась столь захватывающей, что времени на занятия журналистикой не оставалось. Всего через 5 лет (в 1966 г.) на открытом заседании ученого совета биологопочвенного факультета МГУ я защитил докторскую диссертацию, а в 1968 г. мне присвоили звание профессора по специальности «биофизика».

Только по истечении десятилетий начинаешь осознавать, что дает юмор в понимании биологии и других наук. Это, очевидно, самое серьезное, что есть в нашем арсенале, ибо юмор лежит в основе здравого смысла.

Тем не менее рассказы потихоньку накапливались, и я трижды пытался опубликовать их, выбрав 3 разных пути:

Хождение по издательствам (издевательствам)

Естественно, я отправился по руководителям. Сначала в отдел научно-популярной литературы издательства «Наука», где меня хорошо знали, т. к. там еще в 1967 г. была издана моя научно-популярная книжка «Живое свечение». Но в данном случае даже ученая степень доктора наук не помогла. Меня отправили в издательство «Молодая гвардия» в серию «Эврика», где 26 июля 1984 г. за № 3020 моя рукопись была принята в «Отдел писем» на официальное рассмотрение. Однако и оттуда меня переправили далее во многие другие издательства.

Ответы были удивительно однотипны – без вариантов. Руководители художественных отделов в один голос утверждали, что мой жанр не по их профилю, у них такого нет, и отправляли в отделы научно-популярные.

Научно-популярные отделы также заявляли, что у них такого жанра не только нет, но и быть не может. Они предлагали изъять из рассказов быт, лирику, юмор и оставить только чистую науку.

Итак! Отказ был полным ввиду того, что такого жанра в официальной советской литературе не оказалось. Того, что я написал, просто официально не существовало. Ну не было соответствующего по жанру отдела или редакции. Нет, и все. А существующим профилям я не соответствовал, не влезал в их прокрустово ложе, и каждый начальник тут же собирался у моих рассказов что-то обрубать.

Однако рукопись существовала как реальная, объективная истина. Самое непостижимое заключалось в том, что во всех отделах: художественных, публицистических, научно-популярных – сами специалисты-руководители с удовольствием рассказы читали, одобряли, обязательно смеялись и тут же отправляли в другую редакцию.

По-моему, причина простая – несоответствие уровня рассказов интеллектуальному и общеобразовательному уровню журналистов или степени их ответственности перед народом под бюрократическим предлогом несоответствия жанру.

Как ученый я сделал и свой вывод, исходя из двух положений.

Во-первых, литература (настоящая литература) – это наука или отрасль более широкой науки. (Прилипших к литературе, как и к другим наукам, при определении приходится исключить). Если так, то литература подпадает под общее определение науки:

«Наука – это область деятельности человека по обнаружению новых, неизвестных еще закономерностей природы и общества, область деятельности, связанная с накоплением новых знаний».

Если мои рассказы реально существуют, нравятся большинству читателей и в то же время принадлежат к совершенно новому, до того неизвестному жанру, то, согласно определению науки, это и есть научное, новое движение в литературе.

Тут уж приходится смириться с общей судьбой научного движения. Всякое истинно научное движение и достижение является новым, пока неизвестным, а значит, еще неузаконенным, незаконным. Ну нет такого утвержденного жанра – «научно-художественный» – в административном реестре. Нет, и все тут. Более того, это новое в науке, в движении человеческого духа – «незаконное» – подрывает некоторые существующие законы, а значит, и узаконенные авторитеты.

Итог один. Существующее законодательство карает ученых, как преступников. Так сожгли за новые мысли Джордано Бруно, чуть не сожгли Галилея, уничтожили Н.И. Вавилова, затравили директора Института биофизики лауреата Ленинской премии член-корреспондента АН СССР Г.И. Иваницкого, сняв его с должности и исключив из членов КПСС, и т. д.

«Интернированных» литераторов я уже перечислял ранее. Попасть в такую