Готтлоб Бидерман - В смертельном бою. Воспоминания командира противотанкового расчета. 1941-1945 Страница 33

– Корову украли! – услышал я их восклицания. Меня тут же охватило сочувствие к стоявшим перед мной жалким фигурам. У этих людей наверняка было только это животное, за которым они так старательно ухаживали и которое успешно выкормили за зиму. Мне рассказали, что корова скоро должна отелиться и будет давать молоко. Этой троице удалось спрятать животное от нас; вероятно, они опасались, что захватчики реквизируют их единственную, самую дорогую ценность. Восемь недель назад, когда мы впервые обосновались у них на постой, я ничего не знал о существовании коровы, но смутно припомнил, что видел, как Пан проскальзывал в сарай то с ведром воды, то с пучком соломы. Я попытался успокоить несчастных.

– Корова вернется, – пообещал я, пытаясь утешить их.

Оскорбленные тем, что кто-то заходил в выбранное нами жилище и обокрал наших благодетелей, мы уже до полудня начали поиски. В этом районе у 13-й роты было тыловое подразделение, но расспросы их фельдфебеля ничего не дали. Мы прошли через различные тыловые части и подразделение береговой охраны, обслуживавшее огромное береговое орудие, но опять безрезультатно. Мы безуспешно искали за заборами, в разрушенных домах и различных жилищах, разбросанных по участку. Корова не находилась.

Румынские войска были расквартированы в западном секторе района Сарыгол – Феодосия. Мы признали знакомый земляной вал и танковые ловушки, окружавшие город полукругом. Идя вдоль насыпи, мы услышали в отдалении негромкое коровье мычание. Продолжая идти вдоль земляной стены, мы наткнулись на нескольких коров и овец, жевавших редкую высохшую прошлогоднюю траву и старательно выискивавших первые зеленые весенние ростки. Прячась по пути за жилищами, мы обогнули пасущихся животных по широкой дуге, пока не добрались да насыпи. Вырытые окопы стали для нас дополнительным укрытием, которым мы воспользовались, чтобы подобраться к животным на расстояние 100 метров. Покинув прикрытие насыпи, мы поползли возле края забора и подобрались к маленькому стаду примерно из десяти коров и пятидесяти овец, с удовольствием пасшихся под охраной двух безмолвных румынских солдат, скрючившихся над маленьким костром спиной к нам.

Мы быстро составили план нападения. Ганс и Вольф со всех ног бросились к ближайшей корове. Поначалу она продолжала пастись, казалось не замечая нашего присутствия, потом, заметив посторонних, стала проявлять признаки нервозности.

Две пригнувшиеся фигуры осторожно и медленно погнали корову в намеченное место, стараясь не напугать подозрительное животное. Корова сторонилась приближавшихся к ней пехотинцев, выдерживая безопасную дистанцию между собой и двумя чужаками. У края земляной насыпи было несколько луж, которые соблазнили испытывавшее жажду животное подойти поближе; а когда она приблизилась к тому месту, где мы скрывались, и опустила голову над одной из луж, четыре пары рук крепко вцепились в ее рога. Она вяло попробовала освободиться. Кусок русского провода связи был быстро обмотан вокруг шеи, и двое – спереди, а двое – сзади, мы стали лихорадочно тащить и толкать сопротивляющееся животное вдоль насыпи к низине. Тут мы рискнули бросить быстрый взгляд через забор – румыны ничего не заметили. Только оказавшись в безопасности своего бивуака, мы дали волю своему торжеству от такой добычи. Мы гладили волнистую коровью шерсть и обменивались замечаниями о достоинствах замечательного животного, хотя один из солдат нашей группы, выходец из крестьянской семьи, заметил, что корова какая-то маленькая и тощая.

В вечерних сумерках Вольф и Гейнц привели корову к нашему жилищу. Мамушка, Маруся и Пан уже прекратили свои безнадежные поиски и уныло сидели в доме, когда эти двое незаметно ввели корову в сарай и закрыли дверь. Я вошел в дом и изумил хозяев сообщением, что «корова вернулась!». Все трое поспешно вскочили, когда я жестами пригласил их идти за мной, и в изумлении остановились перед полутемным сараем.

Животное подняло морду и осторожно обнюхало новых хозяев. Потом Пан взволнованно объяснил мне, что их прежняя корова была маленькой, а эта – большая. Повторив много раз «ничево» и «карашо», я втолковал ему, что он может оставить себе эту. В глазах старого человека появились слезы, и он попробовал обнять мои колени, и лишь с усилием я смог защититься от неожиданного, нежелательного и стеснительного проявления благодарности.

В тот вечер мы вместе с нашими хозяевами отпраздновали возвращение коровы подслащенным горячим чаем. В предыдущие месяцы мы реквизировали у хозяев цыплят, гусей и яйца, и теперь были более чем удовлетворены, получив возможность отплатить за их щедрость.

Крымская весна началась рано. В середине апреля мы снова переехали на постоянное расположение в домах в Феодосию и Сарыгол, которые все еще были у нас только потому, что наш водитель в наше отсутствие успешно отстоял это место от посягательств других частей, пока мы воевали на «Ледоколе», на заводе и на высоте 66.3.

Сейчас 14-й ротой 437-го полка командовал лейтенант Цолль, профессиональный офицер, который всегда был внимателен к нуждам и проблемам пехотинцев. Каждый в роте мог прямо подойти к нему, когда надо, чтобы поделиться проблемами.

Как-то я слышал, как Давид и Конрад, два коновода нашей роты, проклинали наше берлинское руководство и особенно фюрера в коричневом на своем сильном швабско-баварском диалекте, когда им в очередной раз пришлось покидать теплые квартиры в Сарыголе из-за передислокации войск. Конечно, «швабские приветствия», услышанные от этих двоих, не остались незамеченными, и какой-нибудь тип с сильными национал-социалистическими убеждениями счел бы этот взрыв основанием для доклада о «пораженческих настроениях» или даже приписал бы это к деморализации. Такие проступки наказывались отправкой в штрафные части или еще похуже. Использовалась такая аргументация, что, если позволить подобное злословие, оно породит недовольство и распространит пораженческие настроения в войсках. Наш командир роты, до мозга костей профессиональный офицер, глубоко понимавший жизнь на фронте с точки зрения солдат-окопников, полагал, что если у солдат есть энергия на то, чтобы проклинать свое положение, значит, жизнь в окопах остается нормальной.

Несмотря на то что их «преступное» поведение было результатом прямолинейных и несдержанных характеров, в других отношениях эта пара продолжала проявлять себя как надежные и храбрые парни. Конрад за свои действия, участвуя в моем орудийном расчете в сражении с танками на Мекензиевых Горах, заработал Железный крест. В феврале ему всегда удавалось со своей подводой снабжать нас продуктами и боеприпасами, невзирая на суровые и крайне тяжелые условия, существовавшие на линии «Парпач».