Александр Бенкендорф - Записки Страница 33

Прошу тебя, любезный друг, узнать, отправил ли Жевахов мои вещи к генералу Сталю; ежели сие не сделано, будь так добр, займись этим. Карты мне очень дороги; смотри не стащи их. Прибавь к ним какие-нибудь из тех, что ты приобрел в Кельне, и пришли ко мне — я тебе руки расцелую. До сей поры я не получил от Сухтелена{178} шведские кресты и ленту для Жевахова, но дело сделано.

Из письма 19 (66)

Получено 23 Февраля 1815 в Кракове

С.-Петербург, сего 25 января 1815.

<…> Бога ради, любезный мой, уведомь меня о моих картах, бумагах и о бедном Петруше, вверенном попечению Жевахова. С присущими тебе мудростью и любезностью изыщи способ доставить их ко мне.

За Сен-Дизье я получил алмазные знаки [ордена св. Анны 1-й степени], что весьма недурно, а за Краон и Лаон и благодарности не дали. Недоволен я тем, что у меня под началом бригада, а не дивизия. Я уже почувствовал расположение в[еликого] к[нязя]{179}: попросив себе в адъютанты корнета Конноегерского полка, я получил следующий ответ: раз неизвестно, имею ли я на это право, решено мне отказать.

Получил письмо от княгини, которая, кажется, не скучает в Вене и будет иметь удовольствие увидеть Париж. Напиши мне, где Лев{180} и что с ним. Его определили в дивизию Витта{181}.

П.Н. Грюнберг. История 1812 года и "Записки Бенкендорфа"

Крупнейший современный источниковед Отечественной войны 1812–1814 гг.[25] А. Г. Тартаковский назвал "Записки Бенкендорфа", вернее их часть, посвященную 1812 году, "мемуарно-историческим сочинением". Он относит "Записки" к числу тех документов, что "проливают новый свет на ряд важных аспектов истории 1812 г.". В этих словах ученого даны и четкое типологическое определение, и качественная оценка содержания мемуаров как уникального произведения о давно отгремевших событиях великой эпохи.

Несмотря на свою почти двухвековую отдаленность, эта эпоха притягивает к себе, увлекает людей науки, литераторов, представителей разных видов искусства и ремесла. События той войны переживают заново тысячи людей. Наверно потому, что та эпоха была временем великих, выдающихся, замечательных людей, людей экстраординарных по талантам и деятельности. Это было не только время героев и подвигов, но и время "классических" личностей и характеров. "Записки Бенкендорфа" написаны человеком той "классической" эпохи, от которой начинается российская классическая культура XIX века, великое русское искусство, великая литература, той эпохи, когда рукой Пушкина были написаны первые поэтические строки.

Пожалуй, лишь "Заметки о русском походе 1812 года" ("1812 год" — в русском издании — П. Г.) знаменитого Карла фон Клаузевица в еще большей мере совмещают в себе качества мемуарного источника и историографии. К историографии же "Записки" можно причислить за те аналитические наблюдения и обобщения, что украшают этот краткий, но весьма емкий труд. Но главное — это замечательный мемуарный источник, не использованный исторической наукой в силу долгой идеологической предвзятости: автор был "идейно чужд" и либеральной, и "освободительной" тенденциям в русском обществе, а позднее и правителям "освобожденной" страны. В силу инерции не используется этот источник и поныне.

Текст писарской копии, выполненной при жизни автора для известного историка А. И. Михайловского-Данилевского, был переведен в начале XX века и издан генералом В. И. Харкевичем. Эта публикация давно стала редкостью и ныне доступна только лицам, специально занимающимся историей этой эпохи. Вторая публикация (с кратким комментарием) была осуществлена в рамках одного из сборников, издаваемых ИМЛИ РАН ("Московский пушкинист", IV. М., 1997, с. 331–382). Значительность содержания и высокая ценность "Записок" как документа эпохи, признание их выдающимся произведением российской мемуаристики делают необходимой новую публикацию.

Обычно публикация исторического источника сопровождается комментарием, в котором источник автономно от иных, напрямую "работает" на освещение каких-либо проблем, чем наглядно иллюстрируется ценность документа, обосновывается его значение. Реже публикуемый источник рассматривают в контексте источнике-вой базы по той теме, к которой он относится. Информативные возможности источника в этих условиях оказываются, как правило, неизмеримо выше. Значение и уникальная ценность "Записок Бенкендорфа" выявляются именно при рассмотрении их содержания в общем проблемном контексте с иными источниками.

Особое значение и ценность "Записок Бенкендорфа" определяется уже тем кругом проблем, которые они помогают осветить. Рассмотрим главные.

Стратегический план высшего командования русских армий на начальном этапе кампании 1812 года

В начале кампании флигель-адъютант полковник Бенкендорф состоял в штате Императорской Главной квартиры и дважды направлялся верховным главнокомандующим всеми русскими армиями Императором Александром I[26] к главнокомандующему Второй Западной армией Князю П. И. Багратиону с особо важной миссией информировать его о предполагаемых движениях Первой армии

Барклая де Толли и рекомендовать желательный маршрут следования Второй армии. Бенкендорф что-то знал об общем плане действий высшего командования. Это видно из текста, хотя впрямую автор об этом не говорит, что вполне объяснимо. Военную тайну, даже по прошествии немалого времени, может раскрывать только тот, кто ею по праву владеет, а не причастное к ней по служебной обязанности лицо.

Рассказывая о событиях 1812 года в порядке их хронологии, Бенкендорф говорит об изначальном расположении русских армий, разбросанных корпусами вдоль границы, следующее: "Наша главная армия под командованием генерала Барклая де Толли могла сосредоточиться в окрестностях Вильны, а вторая под командой Багратиона, дебушируя с Волыни, могла направляться в сердце герцогства Варшавского". Действительно, в Волковыск армия Багратиона прибыла 8 июня за четыре дня до неприятельского вторжения, своим движением от Луцка как бы демонстрируя готовность к исполнению так называемого "Плана Багратиона". Суть его заключалась в нанесении противнику превентивного удара, одной из армий вторгшись в Польшу и отдаляя театр военных действий от рубежей России, когда другая армия должна была поддерживать тыл и фланги первой, обеспечивая ее движения, и угрожать, по возможности, флангам и тылу противника, противостоящему армии вторжения[27].

Бенкендорф подробнее говорит о знаменитом плане генерала Пфуля, который, как считается, был принят к исполнению. Суть его заключалась в действиях двух основных армий. Большая должна была принять на себя удар противника в специально сооруженном укрепленном лагере в Дриссе, а вторая, меньшая, должна была действовать во фланг и тыл атакующего первую армию неприятеля. Укрепленный лагерь занимал фланговую позицию по отношению к двух главным направлениям — на Москву и на Петербург. Пфуль предполагал, что численность неприятельской армии вторжения обязательно будет ограниченной, поскольку у Наполеона весьма ограниченные возможности ее снабжения на русской территории. В любом случае ее численность будет сопоставима с численностью русской армии. При подобном равенстве сил театр военных действий будет ограничен бассейном Западной Двины. План Пфуля был весьма добротен и грамотен, но хорош только в теории, да еще при условии: противник должен занимать определенное положение против второй армии и вообще совершать свои движения как бы "с разрешения" автора плана. Этот план классический образец сугубо кабинетной мудрости. У "плана Пфуля" был тот же изъян, что и у печально знаменитой диспозиции, приведшей в 1805 году к катастрофе Аустерлица — несоответствие действительному положению дел и пренебрежение возможными действиями противника[28].