Виктор Фрадкин - Дело Кольцова Страница 33

Я и ЭРЕНБУРГ входили в секретариат Ассоциации писателей. Я поддерживал связь с Ассоциацией из Москвы, Эренбург был постоянным представителем при секретариате в Париже. Информации его носили характер обескураживающий и панический. Согласно этим информациям, подавляющее большинство иностранных писателей занимают враждебные или, в лучшем случае, нейтральные позиции в отношении Советского Союза и вообще антифашистская работа среди интеллигенции сейчас невозможна.

После первого конгресса Ассоциации писателей в Париже, в 1935 году, я и А. С. ЩЕРБАКОВ (тогда секретарь Союза советских писателей) имели резкое объяснение с Эренбургом, указывая ему на возмутительность его враждебно-пренебрежительного отношения к советской литературе и принижения всего советского перед иностранцами. Он ответно упрекал нас в «квасном патриотизме».

ЭРЕНБУРГ враждебно относился к БАРБЮСУ, Арагону, МУССИНАКУ и другим писателям-коммунистам, высмеивал их и старался дискредитировать. Он был против созыва второго антифашистского конгресса писателей, доказывая, что «сейчас не время, в России идут процессы, можно раздразнить троцкистов, они явятся на конгресс и тогда советским делегатам не поздоровится». Спор мой с ним по этому поводу кончился в марте 1937 г. указанием из Москвы о желательности созыва конгресса в 1937 году. Тогда он сказал: «Можно, значит, еще протянуть до 31 декабря 1937 года» (конгресс был все же проведен в июле).

Он считал «недемократичным» неприглашение Андрэ Жида на конгресс и излишними выступления, которые были сделаны советскими делегатами против троцкистов и правых.

Советская делегация на конгресс приехала совершенно не подготовленной, без написанных выступлений. Секретарь Союза — СТАВСКИЙ деморализовал делегацию, расколов ее на две части беспринципной склокой.

СТАВСКИЙ и ВИШНЕВСКИЙ выделяли себя среди остальных, требовали для себя особых привилегий перед своими товарищами и перед иностранными делегатами. ВИШНЕВСКИЙ во время конгресса появлялся пьяным и приставал к иностранцам-писателям с провокационными выходками — например: «мы сегодня ночью в одном месте постреляли десяток фашистов, приглашаем вас повторить это вместе на следующую ночь». Такое поведение и слабая подготовка советских литераторов производили на членов конгресса тяжелое впечатление. Я несу за это ответственность, как руководитель делегации.

Второй конгресс дал возможность изменить руководство Ассоциации писателей, удалив из него Андрэ Жида. Ведущую роль в нем получили коммунисты — АРАГОН, МУССИНАК, БЛЕК, РЕГЛЕР, БРЕДЕЛЬ и беспартийные, прочно стоящие на позициях поддержки СССР — Ж. Р. БЛОК, МАЛЬРО, ДЮРТЕН, ФЕЙХТВАНГЕР, Генрих МАНН. База Ассоциации, однако, несколько сузилась, в связи с отходом от нее колеблющихся элементов.

Воспользовавшись затруднениями общеполитического характера во Франции, Эренбург занял открыто враждебную позицию в отношении руководства Ассоциации и стал высмеивать все усилия писателей — коммунистов Арагона, Блека и других сохранить единый фронт с сочувствующими. Он уверял иностранных писателей, что связь с русскими невозможна, в виду официально проповедуемой в СССР «ксенофобии» (ненависти к иностранцам). С другой стороны, он писал в Москву о невозможности контакта с западной интеллигенцией.

Лично посетив Москву в начале 1936 года, ЭРЕНБУРГ развил и обобщил свои информации. Он заявил мне, что массовые аресты и последние судебные процессы отталкивают от нас западную интеллигенцию, что «мы сами себя изолируем» и что «дальше будет еще хуже». Это произвело на меня большое впечатление, совпадая с моими настроениями в тот момент.

ЭРЕНБУРГ просил меня следить за тем, чтобы в Москве не очень нападали на лево-буржуазных иностранных писателей, даже если кто-нибудь из них временно согрешит выступлением против СССР — «надо, мол, дать ему время передумать».

Я согласился с ним.

Во время процесса право-троцкистского блока я предложил присутствовавшим в зале писателям написать свои впечатления и в целях пропаганды послать их за границу. ЭРЕНБУРГ отказался это сделать и стал отговаривать других: «На эту тему полезнее будет помолчать». Его также приводила в ярость популяризация истории русского народа. В этом он видел проявление реакционного шовинизма: «Александра Невского уже произвели в большевики, теперь очередь за святыми Сергием Радонежским и Серафимом Саровским — это производит за границей отвратительное впечатление».

Таким образом я признаю себя виновным:

1. В том, что на ряде этапов борьбы партии и советской власти, с врагами проявлял антипартийные колебания.

2. В том, что высказывал эти колебания в антипартийных и антисоветских разговорах с рядом лиц, препятствуя этим борьбе партии и правительства с врагами.

3. В том, что создал и руководил до самого момента ареста антисоветской литературной группой при редакции журнала «Огонек», приводившей антисоветский буржуазный курс в области журнально-редакционной работы.

4. В том, что принадлежал в редакции «Правды» к антисоветской группе работников (Ровинский, Никитин и др.) ответственных за ряд антипартийных и антисоветских извращений в редакционной работе и несу наравне с ними ответственность за эти извращения.

5. В том, что совместно с ЭРЕНБУРГОМ И.Г. допустил ряд срывов в работе по интернациональным связям советских писателей.

(М. КОЛЬЦОВ)

До лета 1937 года я находился в личной, семейной связи с немкой Марией Остен. Познакомился с ней в 1932 году в Берлине, где она работала в коммунистическом издательстве «Малик». До меня с ней были знакомы ряд немецких партийных работников и писателей: Пик, Геккерт, Гельц, Киш, Вайскопф, Герцфельде и русские: М. Горький, Федин, Тынянов, Маяковский, Эйзенштейн, Зархи. Все отзывались о ней очень хорошо. Она происходила из семьи богатого кулака-крестьянина, в 17 лет порвала вместе со старшей сестрой с семьей, затем вступила в компартию, написала ряд очерков из жизни крестьянства и батраков, напечатанных в коммунистической печати и книгу «Грабли голода» на ту же тему. Я подружился и сблизился с М. Остен. Приехав со мной в Москву, она сначала жила отдельно, с 1933 года поселился вместе с ней. Мы взяли на воспитание двоих детей — сначала немецкого мальчика — пионера и, впоследствии, испанского ребенка. В 1934 году М. Остен написала большую книгу о жизни детей в СССР: «Губерт в стране чудес». Кроме того она печаталась в «Немецкой центральной газете», в русских журналах, а впоследствии — в немецком журнале «Дас Ворт».