Cубъективный взгляд. Немецкая тетрадь. Испанская тетрадь. Английская тетрадь - Владимир Владимирович Познер Страница 34

Англичане пили эль ещё до прихода римлян, двадцать с лишним веков назад. Сказать «пили» – это не сказать ничего. В 1577 году впервые было подсчитано количество питейных заведений в Англии и Уэльсе – это было сделано для максимального сбора налогов, но не ругайте сборщиков: кто бы ещё сохранил для нас, любителей древности, ценнейшие цифры и факты, без которых мы бы многого не знали? То-то и оно! Так вот, согласно этим подсчётам, один паб приходился на 187 человек. А на карте справа отмечено количество пабов в одном из центральных районов Лондона в 1899 году.

В общем, англичане попивали пиво, ни о чём не ведая, пока им не предложили вместо эля джин. Случилось это в конце XVII века, и если вы думаете, что связано это было с соображениями здоровья или экономики, то ошибаетесь. В это время отношения между Британией и Францией были хуже некуда (что для этих двух стран дело привычное), как из-за политики, так и из-за религиозных разногласий, в связи с чем правительство его британского величества приняло ряд законов, ограничивающих импорт коньяка из Франции и поощряющих производство джина. В частности, было разрешено производить джин, не имея на то лицензии. Напиток был, во-первых, дешёв в производстве, а во-вторых, продавался за гроши, что сделало его любимцем неимущих и в результате чего страна потонула в джине. Эти времена запомнились так называемым «джинным безумством», «джиновым безумием».

К 1727 году из 15 тысяч питейных заведений Лондона более половины торговали исключительно джином. Об этом много написано, но изобразил ужасы всеобщего и беспробудного пьянства великий английский живописец Уильям Хогарт в своих гравюрах «Пивная улица» и «Переулок джина».

Власти перепугались не на шутку, они пытались ограничить потребление джина. Были приняты законодательные акты, которые, как сообщают нам, помогали как мертвому припарки, пока в 1830 году достопочтимые члены Парламента не приняли «Акт о пивных домах». Смысл его сводился к тому, чтобы создать более доступные, менее дорогие пивные дома. В соответствии с этим указом, любой домовладелец, заплатив две гинеи (сегодня это порядка 189 фунтов), получал право без лицензии варить и продавать пиво у себя дома.

Ну, и как вы думаете, дело пошло? Посудите сами: за первый год действия указа открылось 400 пивных домов, а восемь лет спустя их в стране было 46000.

В дальнейшем в связи с промышленной революцией частные пивные дома стали превращаться в публичные, но только к XIX веку паб стал подлинным пабом. На этом я завершу экскурс в историю, но считаю своим долгом представить вам четыре черты, которые для паба обязательны и отличают его от всех других питейных заведений. Первое: паб открыт для всех без исключения, в нём нет членства, место жительства значения не имеет. Второе: можно заказать бочковое пиво или сидр, не заказав при этом еду. Третье: обязательно наличие хотя бы одного помещения, не рассчитанного на потребление пищи. Четвёртое: напитки разрешается заказать и оплатить у бара барной стойки (а не только за столиками).

То, что здесь рассказано, представляет фактическую историю появления паба. Но есть сторона не фактическая, сторона мистическая, психологическая, имеющая сугубо английскую суть…

Питер Хейдон

Сидим в пабе, пьём эль. Добротный. Его собственного производства. Сокрушается:

– Стали меньше ходить в паб…

– Почему?

– Да потому, что бутылочное пиво дешевле. Его же производят десятками миллионов, а я каждую бочку выхаживаю, как любимую лошадь.

Ожидал, что скажет не «лошадь», а «девушку». И промахнулся в очередной раз. Любимая девушка – уж очень личная тема. Её при малознакомых – тем более иностранцах – не упоминают. Лошадь – дело другое.

– Значит, – говорю я, – пабу приходит конец?

Он смотрит на меня хитрым взглядом и говорит:

– Мы в своё время что только не упразднили – и церковь, и Парламент, и монархию, но от паба не отказывались. Никогда.

А ведь прав. За то, что Ватикан не давал ему развода, Генрих VIII отменил католицизм в Англии и запретил католическую церковь. Карл I отменил Парламент, который, в свою очередь, «отменил» Карла I, распорядившись отрубить ему голову. А паб как стоял, так и стоит и, если я что-нибудь понимаю в английской душе, стоять будет. Потому что паб – не просто место, где можно выпить, а место, в котором два совершенно незнакомых между собой англичанина могут разговаривать.

Трейси

и Амбер Бёрди

Управлять пабом не женское дело. Уж больно там публика бывает неуправляемой, неуёмной, порой агрессивной. Так бы подумал любой не англичанин.

Но и Трейси, и Амбер – англичанки, и думают они иначе. И не только они. Пабу этому лет 350 («Эка невидаль», – скажет истинный лондонец), он всегда принадлежал одной семье («Ну и что тут такого?» – скажет всё тот же лондонец), управляли им как мужчины, так и женщины («Да уж, леди у нас такие, могут управлять чем угодно. Помните Маргарет Тэтчер?» – продолжит наш гипотетический лондонец).

Трейси старше, у нее замечательная улыбка и заразительный смех. Амбер – её дочь, блондинка, но не подумайте, что блондинка из анекдота. Соображает. Очень. Необыкновенно хороша. Тоже чудесно улыбается. Но стоит посмотреть и на Трейси, и на Амбер, когда кто-то из посетителей выйдет за рамки допускаемого. Мало не покажется.

Я наблюдал за ними в четверг вечером, часов в девять. Плотная толпа полностью забила помещение и высыпала на тротуар, но строго в пределах пространства, обозначенного двумя парами стоек, связанных красными канатами.

– Выходить за эти стойки с кружкой пива в руках нельзя ни справа, ни слева. За это штраф, – сказала мне Трейси, внимательно наблюдая за представителем Туманного Альбиона, явно выпившим лишнего и стоявшим в задумчивости около одной стойки.

– А штраф серьёзный? – спросил я.

– Очень, – ответила Трейси, – причём платить-то должны мы, а не нарушитель.

Боже мой, святая простота! Нарушившему правила посетителю вполне может быть плевать на размер штрафа, а вот хозяину заведения совсем не наплевать, ведь штраф-то будет не один, а множество, и поэтому хозяин зорко следит за подопечными и если что, то жёстко, хотя и предельно вежливо, приводит